Лучший телохранитель – ложь - читать онлайн книгу. Автор: Стив Мартини cтр.№ 2

Всякий раз в доме вспыхивали огни, а через несколько минут приезжала небольшая машина с охраной. Когда охранники видели кошку, они со смехом разворачивались и направлялись через сад к своей машине.

Еще через одну-две минуты в доме гасили свет.

Он проделывал это пять ночей подряд в предрассветные часы, пока наконец однажды ночью в доме не перестали зажигать свет. И охрана больше не показывалась. Датчики движения отключили совсем или, по крайней мере, до тех пор, пока они не будут перенастроены на больший вес. В человеческой натуре есть одна забавная черта, которая постоянно срабатывала в ущерб своим несчастным хозяевам.

Три дня назад, действуя в перчатках из-за забора, Ликида перекрыл большим листом магнолии пространство перед объективом единственной камеры, что контролировала участок перед домом. Он заботливо уложил лист на наклонный крюк, к которому крепилась камера, постаравшись создать впечатление, что тот оказался тут по воле притяжения земли или ветра.

Через три дня тот факт, что никто не удосужился убрать лист, подсказал ему то, что требовалось знать. Никто регулярно не следил за состоянием камер. Возможно, система постоянно получала сигнал, аналоговый или цифровой, не важно. И ее проверка предусматривалась только в случае инцидента. И теперь операторам придется наблюдать лишь сорванный лист.

Верхний кабинет был просторной комнатой высотой в два этажа со сводчатым потолком и тяжелыми балками. К узкому подиуму на втором этаже вела кованая винтовая лестница, выполненная в старинном стиле. Стены на обоих этажах были отделаны темными деревянными панелями и причудливыми деревянными шкафами с немногими выдвижными ящиками. Все ящики были закрыты. Каждый из них был снабжен карточкой в латунном держателе, на которой было написано, что именно хранится внутри. Таких ящиков насчитывалось несколько сотен. Именно с этого помещения Эмерсон Пайк начинал свой бизнес, вершину дела Пайков, вкладывая деньги в редкие монеты и драгоценные металлы. В последние несколько лет удача наконец стала ему улыбаться, особенно после падения рынка акций, когда богатые люди стали искать реальные возможности для надежного помещения капиталов.

В этот вечер он сидел за столом с гримасой раздражения на лице.

— Катя, пожалуйста. Перестань заворачиваться в портьеры. Сядь и отдохни или займись чем-нибудь другим.

— Чем другим? — Она бросила на него недовольный взгляд, но не стала выбираться из алькова в окне примерно в двадцати футах от него.

Кате все надоело. В последнее время единственное, о чем ей хотелось говорить, — это о том, как она вернется домой в Коста-Рику. Это было единственное, к чему она стремилась. Он надеялся, что во время сегодняшнего ужина, после той радости, которую она испытала, готовя классические коста-риканские блюда для нескольких друзей, ее сознание хоть на несколько часов отвлечется от этого. Но к сожалению, он ошибся.

Гости ушли, и сейчас Катя играла кашемировыми шторами ценой пять тысяч долларов, тянула их и оборачивала вокруг тела, как будто пыталась натянуть поверх одежды еще одно роскошное вечернее платье. На полных губках уроженки Латинской Америки застыла недовольная гримаска.

Для любого, кто обращал на это внимание, Катя Солаз была последним предметом обожания Эмерсона Пайка. Это была яркая девушка ростом около ста семидесяти сантиметров, с фигурой, способной заставить любого мужчину забыть о времени, ослепительно-черными волосами и играющей на чувственных губах улыбкой, которая заставляла мужские колени подгибаться. А еще ей было всего двадцать шесть лет, и она годилась ему во внучки.

Эта разница невольно привлекала к себе внимание в ресторанах каждый раз, когда им приходила мысль поужинать где-нибудь вне дома. Эмерсону нравилось демонстративно нарушать общепринятые правила, поэтому совместные ужины с Катей в ресторане стали для него самым большим наслаждением.

Ему нравилось сидеть в ресторане с ней рядом и дерзко улыбаться, затягивая в себя, как в черную галактическую дыру, все тайно бросаемые в их сторону осуждающие взгляды. Иногда ему удавалось вызвать панику, когда в качестве первого удара он завязывал беседу с кем-то из женатых мужчин, а затем вызывал атомный выстрел адреналина в сердце супруги, представив ее мужа Кате.

Но, как говорится, никакая хорошая погода не может уберечь от черных туч. В случае с Катей это было настроение. За ее живым и подвижным, как ртуть, темпераментом невозможно было уследить.

За последние пять недель Эмерсону приходилось так часто быть свидетелем этого, что он решил, будто успел прекрасно изучить все побудительные причины ее поведения. На самом деле он не имел об этом ни малейшего понятия. Эмерсон полагал, что в том совершенном мире, о котором мечтала Катя, женщина постоянно могла запустить обе руки в карманы мужчины. Она донимала бы его марш-бросками по магазинам, как кредитную карточку постоянно суют в щель ближайшего автомата.

На самом деле Катю его деньги не занимали вообще или интересовали очень мало, так как для того, чтобы жить, у нее было достаточно своих средств. Катя никогда не знала своего отца. Рядом с ней никогда в жизни не было мужчины старше ее по возрасту. Поэтому ей нравилось быть с Эмерсоном и ухаживать за ним. Но она приехала в Калифорнию не для этого, ее целью было получить образование. Катю интересовали колледжи и университеты штата. И пусть она не посещала подготовительные курсы, но все равно мечтала однажды стать обладательницей американского университетского диплома. И если бы Эмерсон вознамерился оказать ей в этом финансовую поддержку, девушка ничуть не была бы против.

У Эмерсона были свои причины привезти ее сюда, в свой дом. Никто из них и не помышлял о сексе или других утехах молодости. Катя была лишь куском сыра в мышеловке. Вот так просто обстояли дела.

Возможно, слово «просто» было здесь не вполне подходящим. Ведь в последнее время она стала задавать слишком много вопросов, большинство из которых сводились к одному-единственному: когда они снова вернутся в Коста-Рику?

Он пытался отвлечь девушку от этих мыслей, предлагая ей все новые и новые развлечения. Как он полагал, пока девушка веселится и улыбается, ей и в голову не придет просить об отъезде.

Для Эмерсона это стало испытанием его умения. Если бы ему пришлось уступить перед ее натиском, это было бы явным признаком того, что он начинает сдавать, предупреждением, что он потерял свое мастерство обделывать темные делишки, самым темным из которых всегда был обман.

— Что ты делаешь?

В это время она продолжала, извиваясь, закутываться в штору и настолько наклонилась вперед, что, казалось, ее вес, каким бы маленьким он ни был, вырвет карниз и обрушит ей на голову.

Эмерсон был почти уверен, что девушка оторвет штору.

— Они очень дорого стоят, — сказал он.

— Что?

— Шторы.

— Значит, я не стою их?

Он посмотрел на нее если не сердито, то с отеческим укором.