Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел - читать онлайн книгу. Автор: Джо Марчант cтр.№ 16

28 % пациентов из лечебной группы сказали, что испытали «достаточное облегчение» от одного факта участия в испытаниях. Из тех, кто получил только акупунктуру-плацебо, достаточное облегчение ощутили 44 %. В той группе, где акупунктура сочеталась с сочувственной заботой, эта цифра подскочила до 62 % – эффект не меньший, чем у всех проверенных препаратов для лечения СРК.

Для Капчука результаты этого и похожих исследований стали, наверное, главным уроком, касающимся плацебо: речь идет о важности общения врача с пациентом. Если эмпатичный целитель обнадеживает нас и окружает заботой, устраняя угрозу, то одно только это способно запустить серьезные соматические изменения, которые устраняют симптоматику. Теперь стало ясно, что происходило годы назад, когда он занимался акупунктурой. Когда его пациентам становилось лучше еще до всякого лечения, причиной было их общение с ним.

К несчастью, в западной медицине оно неуклонно сокращается – не хватает ни времени, ни средств, упор же делается на медикаментозное и прочее физическое лечение. Врачи не проводят с больными и десяти минут, и выписывание рецепта кажется обеим сторонам более важным, чем долгая успокаивающая беседа. По иронии Капчук обвиняет в этом испытания с плацебо-контролем, появившиеся в 1950-х. «До этого врачи понимали важность заботы и знали, что сами являются активным ингредиентом, – говорит он. – Сейчас же все свелось к научным данным и лекарственным препаратам».

Акцент современной медицины на объективных данных, несомненно, привел к немалому прогрессу, но Капчук считает, что он же повлек за собой одержимость молекулами и биохимическими механизмами в ущерб фактическому самочувствию. «Единственная причина внимания к плацебо [сегодня] – обнаружение нами ряда участвующих в этом эффекте нейротрансмиттеров и то, что моя и многие другие команды открывают удивительные вещи в ходе нейровизуализации, – рассказывает он. – Как будто чувства пациентов не имеют значения».

Альтернативная медицина заполнила эту брешь. Такие ее разновидности, как гомеопатия и рейки, лишены активных ингредиентов и предстают бесполезными по результатам скрупулезных клинических испытаний. Они опираются на принципы, бессмысленные с научной точки зрения, и почти наверняка срабатывают не так, как заявляют лица, их практикующие. Но в сочетании с длительными личными консультациями и чуткой заботой они идеальны для усиления реакций на плацебо. Поэтому они, вероятно, приносят реальное облегчение, особенно при хронических нарушениях, которые плохо поддаются лечению традиционными средствами.

А потому Капчук надеется, что, даже если не приживется открытое назначение плацебо, его труды активизируют дебаты о важности восстановления в западной медицине главенствующей роли врача как целителя, чтобы мы получали пользу как от личной заботы, так и от научно обоснованного лечения, а не от чего-то одного. Он говорит, что нам надо задаться вопросом: как применять лекарства, чтобы пользы было больше, а побочных эффектов – меньше?

Понятно, что слова, которыми врач описывает полезность и побочные эффекты лекарств, влияют на реакцию пациентов (мы вернемся к рассмотрению важности речи в 7-й главе). Но можно и куда тоньше внушить пациентам надежду. В классическом исследовании, осуществленном в 1985 году, убежденность врачей в характере назначаемого средства – анальгетика или плацебо – всерьез влияла на выраженность болей у их пациентов, даже притом что говорились одни и те же слова ^{56}.

Такие косвенные эффекты плацебо, зависящие от веры и установок не пациентов, а врачей, являются еще одной причиной развития этих эффектов у детей (и даже животных)⁵⁷. Если вернуться к описанному в 1-й главе исследованию секретина, предпринятому Сандлером, то не исключено, что на поведение родителей влияли их личные позитивные ожидания, что, в свою очередь, приводило к реальному улучшению состояния детей. Такие альтернативные средства, как янтарные браслеты против зубной боли, могут успокаивать малышей через снижение тревоги у родителей.

В 2012 году Капчук вызывал эффекты плацебо и ноцебо при помощи портретов, которые чередовались так быстро, что пациенты не осознавали их показа ^{57}. Он подтверждал идею о том, что наше восприятие таких симптомов, как боль, легко поддается влиянию со стороны подсознательных сигналов. «Слова, взгляд, молчание, язык тела – все это важно», – говорит Капчук. Хотя в медицине эти аспекты помощи нередко игнорировались, он рассчитывает, что результаты изучения плацебо подстегнут обсуждение их роли.

Он убедительный оратор, но не дает мне излишне увлечься и напоминает, что позитивным ожиданиям многое не под силу. «Вы не измените исходный патологический процесс, – предупреждает Капчук. – Я не вижу подобного в опытах». Полагаю, он правильно оговаривает эти ограничения. Отличное самочувствие – это еще не все. Нам хочется выжить, а физиология чрезвычайно важна при многих заболеваниях – аллергиях, инфекциях, аутоиммунной патологии, раке.

В подобных случаях недостаточно повлиять на субъективную симптоматику. И я отправляюсь в Германию, где ученые применяют сознание на переднем крае сражения организма с болезнями.

Как обучить иммунную систему

Карл-Хайнц Вилберс открывает коробочку и вынимает четыре блистера таблеток. Мифортик, такролимус… Он читает эти названия ежедневно, от них теперь зависит его жизнь. Сегодня есть еще одна таблетка – большая белая капсула, чуть пахнущая рыбой. Перед приемом он включает CD-плеер и выбирает «Help me» в исполнении Джонни Кэша. Наливает в стакан ярко-зеленую жидкость с острым запахом лаванды.

Карл-Хайнц – психиатр на пенсии из города Эссена, что на севере Германии. Он человек серьезный и педантичный, с тихими, почти меланхоличными манерами и в маленьких, с тонкой оправой очках. Шестнадцать лет назад у него отказали почки. Он говорит, что неизвестно почему, хотя самыми частыми причинами бывают диабет и артериальная гипертензия. Он стал одним из 80 тысяч немцев, чья жизнь зависит от диализа – процедуры, в ходе которой кровь регулярно пропускается через аппарат, фильтруется, избавляется от продуктов распада и возвращается в тело.

Он бывает прикован к аппарату по девять часов четыре-пять раз в неделю. Карлу-Хайнцу повезло, он устроил себе диализ на дому. «Но ночь не проспишь, – говорит он. – Включается сигнальное устройство. Надо проверить аппарат, сменить жидкости. В руке сидят две здоровенные иглы». Он показывает большой рубец на внутренней стороне предплечья, где ночь за ночью находятся иглы.

Он жил. Он все еще мог выгуливать собаку и рисовать. Но зависимость от аппарата лишила его возможности путешествовать, и шансы на счастливую старость с женой и дочерью были невелики. Средняя продолжительность жизни у таких больных – пять лет.

После двенадцати лет диализа Карл-Хайнц шел к успеху, и, когда ему наконец предоставили возможность пересадки почки, он сказал «да», хотя с некоторой тревогой. «После этого моя жизнь разительно изменилась, – говорит он. – Появилась свобода. Мобильность». Он сообщает, что за четыре года после трансплантации съездил с женой к дочери в Озерный край, в Соединенное Королевство, – путешествие, невозможное при диализе. Они дважды побывали в Нью-Йорке и собираются отправиться на юг Англии.