В предчувствии апокалипсиса - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Сдобняков cтр.№ 32

B. C. Вам приходилось встречаться с Кайсыном Кулиевым?

А. П. Многажды. У нас были очень хорошие отношения. Когда я работал в журнале «Москва», то не раз публиковал его поэзию, но стихи его не переводил. Когда отмечали девяностолетие Кайсына Шуваевича в Кабардино-Балкарии, я попросил Хасана Тхазеплова, талантливого кабардинского поэта, найти неопубликованные на русском стихи Кайсына Кулиева. Так мне в руки попало стихотворение, которое в оригинале называлось «Облачко Лермонтова». Написал его Кайсын будучи в ссылке. Это одно из молодых стихотворений Кулиева, но очень интересное. Учитывая опыт поэта, зная его биографию, я попытался передать любовь поэта к родной земле. Вот какими нежными словами заканчивается это дивное стихотворение:

К сожалению, стихотворение это мало известно на балкарском языке, а на русском публиковалось только в журнале «Литературная Балкария». Кстати, я имел честь знать друга Кулиева – замечательного кабардинского поэта и прозаика Алима Пшемаховича Кешокова. Ещё в 1974 году я оказался с ним в одной поездке. Крупный государственный деятель, знаток арабской культуры, в тот момент Кешоков был председателем Литературного фонда СССР, то есть руководителем целого министерства духовности, причём очень богатого. В поездке по западносибирским военным частям мы лучше узнали друг друга. А вскоре я понял, какой он благородный человек. Когда мы вернулись в Москву (а жил я тогда трудно, перебивался редкими гонорарами), вдруг через какое-то время мне звонят из Литфонда и предлагают зайти и получить деньги – двести рублей. По тем временам очень приличная сумма. Я спрашиваю – за что? Мне отвечают: «Алим Пшемахович распорядился». Оказывается, он, не говоря мне ни слова, выписал эти деньги как материальную помощь, хотя я тогда ещё не был членом СП СССР. Конечно, такое не забывается.

Так вот, Кулиев и Кешоков во время войны служили в одном полку. И когда Кулиев был тяжело ранен, то Кешоков вытащил его с поля боя. И ещё любопытная деталь о Кулиеве. Орден Красной звезды, заслуженный в сражении, Кайсыну Шуваевичу должен был вручить лично генерал. И когда назвали его фамилию, он вышел из строя и сказал, что не может принять награду, потому что его народ сослан в Сибирь. На что генерал сказал: «Мы же не вашему народу вручаем этот орден, а лично вам за ваше мужество». И тогда он принял этот орден. Интересная деталь биографии, правда?

B. C. Да, мужественный поступок. Но и генерал оказался здравым человеком. Иначе мог бы раздуть эту историю, подвести офицера под трибунал.

А. П. Я эту историю услышал из уст Давида Никитича. Кстати, когда Кулиев уже умер, то дня через два я по делам был в издательстве «Художественная литература» и на выходе неожиданно встретился с Кугультиновым. Спросил его, к кому он направляется. «Да вот иду убеждать руководство издательства. Выходит двухтомник Кулиева. Но так как он умер, то вдове могут заплатить только часть гонорара. Я хочу убедить их, чтобы они деньги выплатили полностью, как самому Кайсыну». И он добился своего. Вот что значит настоящая мужская дружба. В то время понятия порядочности, дружбы ещё не были замутнены.

B. C. Мы сейчас с вами говорим о том, с каким пиететом в национальных республиках относятся к своим поэтам и писателям. Но правомочно ли будет утверждение, что такую большую известность они приобрели благодаря тому, что их произведения были переведены на русский язык? Пришло ли бы к ним такое же признание их таланта, если бы они писали только на своём родном языке? Ведь от того, что их переводили, они сами в своём творчестве раскрылись глубже, интереснее, значимее.

А. П. Я уже говорил о том, почему национальные писатели мечтали перевестись на русский язык. Во-первых, советская власть, конечно же, придавала огромное значение национальным культурам и понимала: для того, чтобы они встали на ноги, нужно платить, в неё надо вкладывать деньги. И потому в советское время в республиках платили более-менее прилично за переводы. Если тогда поэт за свою строчку получал один рубль сорок копеек, то за переводную получал от рубля до рубля двадцать копеек. То есть переводы были почти приравнены к оригиналу. Это значит, что когда государство пожелает, то оно может заботиться о культуре.

Во-вторых, существовала литературная критика. Можно рассуждать, умная она была или вредная, но на тот момент она сделала своё аналитическое дело. И, конечно, писатели тогда, особенно кто имел большой опыт, получали достойную оплату своего труда. А это, в свою очередь, давало возможность вплотную заниматься творчеством, позволяло многое сделать.

Теперь же, сошлюсь на свой опыт, я могу только ночами писать, днём же вынужден зарабатывать себе на жизнь. Тогда же были другие возможности. И пятёрка великих национальных поэтов Кайсын Кулиев, Мустай Карим, Давид Кугультинов, Алим Кешоков, Расул Гамзатов была дружной. Они всегда помогали друг другу. Если кто-то в правительстве или из литературных чиновников нападал на одного, то они вставали друг за друга.

Но тут есть тонкости. Когда они набирали силу, авторитет национальной поэзии рос и читатель полюбил глубоких поэтов. И это было замечательно. Но вскоре на этой волне стали выходить во множестве лже-поэты, появилась манафактур-поэзия (термин Гёте), развелись лже-переводчики. Подстрочники делались от фонаря. Рождались классики национальных литератур, у которых на родном языке не было ни одной книги. Подстрочное наводнение могло смыть национальные литературы. Замечательный чувашский поэт Яков Ухсай меня образумил, написав в тревожном письме: «Толя, не надо так много заниматься переводами. Представь себе – сотни чувашей вечерами садятся за стол и пишут стихи, а потом отдают тебе, чтобы ты их перевёл. Когда же ты будешь заниматься своей творческой работой?» А я действительно тогда много переводил чувашских сочинителей. Вполне возможно, если бы не этот его отеческий «подзатыльник», то я бы никогда не засел за свои исторические драмы.

B. C. Я, конечно, слышал об этом иждивенчестве, а по большому счёту о фальсификации творчества, о его подмене. Можно наговорить легко любой текст, а вот облечь его в поэтическую форму – это индивидуальное творчество.

А. П. Я могу сказать, что такая подмена имеет место и сейчас. Только она теперь не касается национальных республик, а ею пользуются очень слабенькие поэты, пишущие свои вирши на русском языке. Эти поэты занимают должности, а стихи им редактируют те же, кто раньше хорошо переводил национальных поэтов, только теперь они переводят их тексты с бездарного на приличный язык.

B. C. Ну, что же делать. Кушать хочется, а имеющие деньги этим пользуются. Вообще это интересная тема, но давайте вернёмся к национальной поэзии. Вы можете проанализировать, какое было состояние поэзии в какой-либо отдельно взятой национальной республике?

А. П. По каким-то республикам раньше я мог сказать. Но последние двадцать лет я мало интересуюсь национальной поэзией. Если только сами поэты не попросят. К примеру, несколько лет назад перевёл неизвестное стихотворение Расула Гамзатова по просьбе однокурсника аварского поэта Абдуллы Даганова; месяц назад попросил мой друг балкарский поэт Аскер Дудаев перевести его новые стихи. И таких примеров немало. Повторяю, что сам я редко берусь за переводы, ибо понимаю, что поэтические удачи на моём пути редки, как при переводе знаменитого четверостишия осетинского поэта Хаджи-Мурата Дзуццати. Оно посвящено гению осетинской поэзии Константину Хетагурову, боготворившему гения русской поэзии Михаила Лермонтова: