– Простите меня, зеленые, – выдохнул Пепел, отряхиваясь от кровавых брызг, сам словно искупавшаяся дворняжка, и глядя на крохотный трупик беззащитного цуцика в центре и две замершие тушки по бокам, нацеленные в его сторону трезубцем.
Стрельба и предсмертный визг Амура были услышаны. По ступеням взлетели двое гомо сапиенсов, один с калашом, второй с «ТТ». При этом первый оказался афганцем, а второй – китайцем. Или корейцем, поди их разбери – сплошной интернационал.
Пепел рванул к слуховому окну. Споткнулся о выбоину в полу, чуть не грохнулся, нырнул за железный ящик. Лег на живот, на ковер из опилок, поставив руки на локти, как биатлонист. Пришедшие, сволочи, разделились. Китаец ринулся прочесывать смежные помещения, второго что-то тоже не было видно.
Оказывается, афганец, с черными, глянцевыми – почти по Сальвадору Дали – усами, приближался к Пеплу все ближе со спины… покусывая черный ус… натягивая «пилу Джигли».
Реакция Пепла была молниеносной, но струна с напыленной алмазной крошкой, которую врачи используют в качестве хирургической пилы, успела царапнуть по стволу, поставленному Сергеем в качестве блока, скользнула по руке и срезала полоску кожи. Афганец вдавил колено в спину Сергея, замахнувшись удавкой, горло такая красота рассекает мгновенно. Но руки жертвы дитя гор неосмотрительно оставило свободными, видимо, рассчитывая на скоротечность операции.
Пепел, почти выворачивая руку, локтем гвозданул афганца в подмышку. Старался, чтобы удар пришелся в большой нерв, дабы хоть на пару секунд, но парализовать противника. Пусть на полное выключение хирурга силы удара конкретно не хватило, руки афганца тормознули на полпути. Давление колена ослабло, Пепел резко выпрямил спину и сбросил наездника.
Замахнувшись, Ожогов впечатал костяшки пальцев в ребро представителю Востока, и, для верности, не мудрствуя лукаво, «повторил» по почкам. Афганец затих, правда, дышать не перестал.
Придется добить, не оставлять же моджахеда в тылу, но собственные руки пачкать не хотелось. «Отвлечь внимание», – шпаргалкой всплыло в голове Пепла. Нашарив в кармане до поры сбереженную лимонку, Сергей подполз к окну, вырвал зубами кольцо и отпустил экзотический плод из цветочного магазина вниз, стараясь, чтобы он скользнул по стенке. «Тик-так. Так-так…», – мысленно считал Пепел.
Чихнуло так, словно загрипповало стадо слонов. В экране окна сверкнуло пару огненных языков, а далее вид на соседние крыши заслонило едкое облако взвешенной кирпичной пыли. И хорошо – снизу не разглядеть, кто там высовывается из окна.
Снаружи пошла оглушительная пальба, будто целый взвод не знал, куда девать пули. Выставленный в окно абрек, не приходя в сознание, превратился в коллекцию сквозняков.
– Кажется, стреляют, – дернулась к окну диспетчер Алина.
– Не двигаться, пока не сказано «снято»! – взвился фотограф, только что оформивший идею.
Алина, так мечтавшая выйти замуж за иностранца, покорно замерла. Прав фотограф, нечего соваться, в кои-то веки свободная пара минут: линия халтурит, звонки сбиваются, номера путаются, не вызовы – а сплошное безобразие, звонят из всяких Гатчин в Собес пенсионеры да новоселы в мебельные магазины. Еще таких минут двадцать, и у Алины сложится полный комплект фоток для соблазнения далеких женихов по Интернету.
– Ну вот, всю драпировку сбила… – сетовал фотограф, – и на фига ты вся укуталась? Ты определись, как снимаешься, голой или в одежде?
Директор таксопарка, подперев щеку кулаком левой руки, пальцами правой меланхолично тыкал кнопки ставшего бесполезным телефона. Мобильный телефон после пятнадцатого: «Прачечная?» также пришлось просто отключить. Смотрел директор попеременно то в окно, где как раз сейчас решетили только что пригнанные тачки, то на дилера, эти тачки обеспечившего. Десяток матерных слов назад, когда пули уже катились внутри стволов, дилер заявил:
– Георгий Иванович, это не мои проблемы, что ваша, простите, крыша, вас поматросила и бросила. Я – деловой человек. Будьте таким же: извольте платить.
– За что? – задумчиво ответил директор, увидев, как новенькая «Волга» вдруг стала совершенствовать систему вентиляции желто-ядовитого кузова. «Наверное, новая крыша круть демонстрирует», – грустно подумал директор таксопарка. И еще он прикинул, что не худо бы ему тоже вслед за прежней крышей поменяться директорством с каким-нибудь директором гастронома. И все же Иваныч не терял надежды, что в Алинкином кабинете телефон исправен, и она вызовет – или уже вызвала – ментуру.
Пепел взобрался на подоконник. Ухватился руками за конек, подтянулся – попорченная афганцем рука напомнила о себе саднящей болью, влез на крышу. Черт с ним, что на здешней жести шаги будут громыхать за целый квартал. С идеей прыгать воробушком по жестяным ребрам тишком-нишком, в грохоте битвы можно было уже не заморачиваться.
Но пальба во дворе становилась все более беспорядочной и с минуты на минуту должна была утихнуть, следовало поспешить. Перемахнув пролет между двумя постройками – каких-то метра полтора – Пепел оказался на крытой замшелым рубероидом крыше котельной. Незакрепленный «Макар» из кармана спикировал точнехонько в мусорный бак, и бес с ним, уже не до трофеев.
На рубероидном косогоре Серегу пасли, и в этой ситуации лучшим было задать инерцию утихающей пальбе, сделать бой более разбросанным и менее удобным для противника. Не успевший обернуться часовой получил маслину в спину. Вышибив подошвой оконную решетку, Пепел спрыгнул с высокого подоконника на добротный ноздревато-бетонный пол котельной.
В этот же момент двое супостатов остались караулить выход из здания, а двое, без церемоний высадив рамы, ввалились внутрь. Огромный мрачный зал украшали грязно-бордовые котлы и двое сменщиков. Вязавшая чулок бабака-пенсионерка посмотрела на вошедших, подумала, что можно принять валидолу, а можно и не принимать, и продолжила занятие. Мужик в сатиновых пролетарских штанах смотрел по телеку хоккей.
– Спокойно, папаша, – посоветовал один из тех, что хуже татарина.
– Клал я на твое спокойствие! – разозлился мужик, отвлекаемый от экрана.
– Э-э, ты полегче, – предупредил визитер.
– Иды ты, делай что угодно, только телек не бей! – отмахнулся сменщик.
На чердаке было темно. Пепел медлил, пока привыкали глаза.
А умный доберман, действуя вроде бы сам по себе, влез по лестнице, приставленной с другой стороны крыши, и вслед за Пеплом скользнул на чердак. Он не зарычал, но собачий запах Пепел чуял за версту. Оглянувшись, он увидел оскалившегося пса, интуитивно уперся ногой в пол, и, не заметив люка, скатился по хлипкой крутой лестнице в какой-то каменный мешок, больно ударившись спиной и головой обо что-то глобально железное. Лестница обрушилась за ним, уткнувшись оторвавшимся верхом в противоположную стену, удача, что не привалило. Наверху отчаянно лаяла лишившаяся удовольствия тварь. Прошуршали торопливые шаги, и кто-то находчивый и жизнелюбивый, мелькнув красной рубахой, изящно подарил Пеплу изрыгающую клубы горчичной дряни газовую шашку.