Дальше, после того как грохнулся «Надым-голден-банк» и несколько общаков улетели как дым, нам пришлось согласовывать, где держать деньги и как и куда направлять инвестиции. Даже если держать общак в баксах, они все равно лежат без движения и омертвляются. Мы инвестируем их в недвижимость, в строительство, половина домов в этом городе строится сейчас на наши деньги. То есть, одного общака на проект застройки микрорайона — конечно маловато, и двух тоже. Но как только мы объединяем капиталы, мы тут же можем начать строительство и при себестоимости метра жилой площади 50 долларов, продаем его по 500. Так что твоя вшивая наркота и в подметки не годится легальному бизнесу. К тому за занятие этим бизнесом не сажают, а напротив благодарят. Вон как незабвенному Вано за строительство этого кошмарного Дворца молодежи выдали медаль и звание почетного гражданина…
Звонкая трель звонка прервала его разглагольствования, он поднес к уху «моторолу» и при первых же звуках голоса поморщился так, словно целиком разжевал лимон.
Затем он брезглибо отбросил свой телефон так, словно тот оказался заляпанным дерьмом.
— Он выжил, Тенгиз, мальчик мой! Его в тот момент даже не было в машине! Это звонит Мося и уверяет, что вся ментовка уже на ногах, мэр в курсе, а сам Мирза рвет и мечет и вот-вот объявит джихад.
Тенгиз потянулся за трубкой.
— Куда ты хочешь звонить?
— Ребятам.
— Никуда не надо звонить! — дядя решительно отобрал у него трубку. — Сейчас тебе надо выждать время. Давай съездим к Рантику и попросим его выступить посредником между нами и Мирзой.
— Но он организовал налет на трейлер.
— Это еще не доказано. Но даже если это и так, то убирать его надо было с первого удара и не так поспешно, как это сделали вы с Валико. Теперь вы встали в положение дичи, а он — охотника. Поедем к Рантику и попросим его содействия.
— Откуда у Булгахтера силы защитить меня от Мирзы?
— Мы не просим его защиты. Тебя ведь надо только спрятать и помочь отстаивать твою сторону перед «старшими». Никто не будет искать тебя у него, это даст нам время переговорить со всеми. Мы скажем, что ты организовал нападение по своей инициативе, и поступил как настоящий мужчина, у которого похитили женщину. Хотя если честно, я бы постарался все это свести к шутке и с хохмочкой сказать: «он у меня увел шлюху, а я ему сжег машину. И все, мы квиты». А ведь это выход, Тенгиз! Представляешь, ведь именно сейчас подворачивается случай закончить это дело миром!
— А как ты замнешь новые обстоятельства по ростовскому делу? Значит, не Мирза подсылал на наш трейлер похитителей, не он сдал нас ОМОНу? Хотя Бог с ним. Он — гад, гадом и останется. Но как у него пасть открылась на Людку?
— Ну вот, опять двадцать пять…
— Знаешь, будь она даже совершенно не такой, какая она есть на самом деле, а самой обычной гостиничной шлюхой, — сказал Тенгиз, — в любом случае, я поступил бы так же. Он ведь знал, что она моя девушка. И поэтому вполне заслужил свою гранату.
— Бабы — кошки, Тенгизи, — сказал Дато. — А кошки гуляют сами по себе. Она тебе что — жена? Сестра? Невеста? Она — мотели; кто ей платит, перед тем она и раскрывается.
Тенгизи допил бокал.
— Но ведь тогда и ему не хрен из-за шалавы мочить меня?
— Да, но это уже его шалава, а не твоя. А это совсем другое дело.
— Лучше мне сейчас самому поохотиться за старым негодяем, чтобы убить его, чем сидеть здесь и ждать, пока он разыщет меня.
— Лучше усмири свой нрав, Тенгизи. Или мы уже никогда не выпутаемся из этого.
— Дядя Дато, я чувствую, что это будет нелегко.
— Мирза, какой бы сволочью ни был — нормальный рассудительный человек. Немало людей из его окружения хорошо относится к тебе. И он, как разумный человек, скоро поймет, что нет смысла из-за личных дел разрушать семью. — Он забрал пустой стакан из рук племянника. — Поехали, малыш.
На улице уже стемнело. Дато выключил свет в доме и пошел к выходу. В этом старом сталинской постройки доме, в просторной квартире, объединенной еще с двумя, он жил последние 20 лет в полном одиночестве. Его жена умерла десять лет назад, детей у них не было. Он остановился у подножья лестницы и посмотрел на Тенгиза.
— Ты знаешь, до чего одиноко жить здесь одному? Может быть, после того, как мы уладим это дело, ты переедешь ко мне? Комнат много. Можешь даже сюда приводить своих девчонок. Я не возражаю.
Тенгиз засмеялся.
— Может, мы пока займемся делом?
— Ладно, малыш. — Старый Дато открыл входную дверь.
Его машина его стояла у подъезда. Он ездил на «танке», как он любовно именовал свою старую «победу», сохранившуюся в прекрасном состоянии, сверкающую хромом и никелем, с которой не согласился бы расстаться ни за какие «кадиллаки» и мерседесы» мира. Он дал Тенгизу ключ и пошел к машине.
— Поведешь ты. Мои глаза уже неважно видят ночью.
Тенгиз пошел к машине.
Дато, идущий следом за ним, первым увидел японскую машину, внезапно стремительно выскочившую из-за угла. Дато был стар, но в ситуациях, когда нет времени на обдумывание, привык действовать быстро. Он схватил молодого человека рукой за затылок и с криком «Беги!» — с силой бросил его на землю. Тот упал в лужу воды у колес «победы». Это падение спасло ему жизнь.
В тот же момент загромыхала очередь из АКМ. Четыре пули разворотили грудь тучному старику, и тот, зашатавшись, тяжело осел на тротуар.
В то же мгновение Тенгиз привстал и, держа обеими руками пистолет, одну за другой выпустил в «мазду» пять пуль. Искры полетели от кузова. В машине кто-то заорал от боли. Затем машина прибавила ходу и скрылась за поворотом.
В тот же вечер в доме на Каширском шоссе
Гостиная в доме Тамаза Сулаквелидзе была освещена только экраном телевизора. У экрана сидели трое взрослых. Тамаз восседал в большом кожаном кресле, которое когда-то принадлежало его отцу. Ботинки он сбросил, но тапочки не надел, и ноги отмокали в тазу с горячей водой. Его жена Нелли сидела на диване, подложив под себя обнаженные ноги.
Валико, сидевший на другой половине дивана, откинулся на спинку и потягивал холодное белое вино, которое Нелли всегда хранила для него. Тамаз и его жена были увлечены «мыльной оперой». Валико — нет. По некоторым причинам телевидение не могло его увлечь надолго, разве только новости. Но он не думал об этом. Он чувствовал себя хорошо с Тамазом и особенно с Нелли. Это был его дом, его семья, он начал чувствовать себя чересчур удовлетворенным, чтобы идти и проводить время с какой-нибудь алчной сучкой с «уголка». Постоянной женщины у него не было. Как только он добивался своего у девушки, его уже больше не интересовало получить то же самое. Кроме того, сегодня он обленился. Сегодня, он чувствовал, в его биографии произошел некий этап. Из обычного работника, водилы, с функциями охранника, он перешел в разряд киллеров, стал особо доверенным лицом «семьи». Порученное ему задание — убить обидчика Тенгиза и врага номер один семьи Марагулия, он воспринял без особых внешних эмоций. Он сделал все, что от него требовалось. Каким-то особо почтительным стало вдруг и обращение с ним Тамаза. До сих пор старший мужчина — Тамаз был главой семьи и фирмы и вел себя соответственно, мог нахамить, покричать, выругаться. Теперь же и голос его стал тише, и даже при разговоре с женой от перестал выражаться, и время от времени поглядывал на Валико, словно ожидая его поддержки или молчаливого одобрения своим претензиям.