Тоскливо зевнув, Ривелл выбрался из постели и поднял жалюзи. Город встречал его неприглядным пейзажем. Была пятница, и бесчисленные фуры двигались к скотному рынку. Солнце неохотно пробивалось сквозь дымку, кисеей висевшую над крышами домов. Зачем надо жить в таком отвратительном месте? И вообще — зачем жить? В его памяти то и дело возникали прелестные зеленые лужайки Оукингтона.
В дверь постучала миссис Хьюстон.
— Вы уже проснулись, сэр? — спросила она скрипучим фальцетом, действовавшим Ривеллу на нервы.
— Да, — коротко ответил он.
— Надеюсь, вам сегодня лучше?
— Да, спасибо, миссис Хьюстон. Со мной все в порядке.
— Вы так только говорите. Я хочу приготовить вам завтрак, сэр.
— Хорошо.
Хозяйка пошла вниз и занялась приготовлением неизбежной, как Страшный Суд, яичницы с беконом. Она была не на шутку заинтригована мрачным настроением своего жильца и позже поведала своему соседу через заборчик:
— Он уже не тот, что раньше. Как вернулся из своей старой школы, стал сам не свой. Не ест, не спит… Моя комната как раз над ним, и я слышу, как он там ходит, бродит всю ночь до утра… И газет своих больше не читает. Ко всему потерял интерес. Эти убийцы в Оукингтоне все нервы ему вымотали. Но теперь-то ему пора успокоиться, раз полиция выяснила, что все убийства совершила эта женщина. Это его должно утешить, в конце-то концов.
Своей отвратительной присказкой «в конце-то концов» она всякий раз давала понять, что с самого начала предвидела, чем кончится дело. Но это было далеко не так. Да и сам финал этой истории совсем не ясен.
Ривелл не спеша умылся, однако вопреки обыкновению не стал принимать ванну и бриться, а спустился вниз к завтраку. Одна мысль об опостылевшей и успевшей остыть яичнице с беконом заставила его полезть в буфет за бутылкой джина. Прежде чем вытащить пробку, он измерил уровень спиртного. Пять с половиной дюймов. А в последний раз оставалось ровно шесть дюймов. Работа миссис Хьюстон, подумал он даже без раздражения. Она всегда так поступала и будет поступать впредь, не все ли равно? Что теперь вообще имело значение?
Ривелл подлил в джин немного тоника и выпил коктейль залпом. Потом опустился в кресло перед пустым холодным камином и закрыл глаза, хотя на него словно с укоризной смотрела до сих пор не вынутая из футляра пишущая машинка, а незаконченная бессмертная поэма лежала на письменном столе под кипой нераспечатанных конвертов.
Плотно прикрытые веки не дарили покоя. Мысли и образы теснились в его мозгу, и он заново переживал страшные мгновения на лестнице, идущей на верхний этаж, и горестное отчаяние, которое он испытал, увидев в свете фонаря миссис Эллингтон. Все, что произошло затем, казалось ему одним сплошным кошмаром. Ривеллу все еще виделись ее полные страха глаза, в ушах стоял ее истошный крик… Конечно, Гатри привык к подобным сценам, но для Ривелла все это было внове.
Он встал, чтобы налить себе еще джина, и заметил заголовок в утренней газете: «Миссис Эллингтон в суде — сенсационные признания!» Он отшвырнул газету, но от мыслей и фактов не избавиться — нынче вся пресса пестрит словами «Эллингтон» или «Оукингтон».
Пока он снова смешивал джин с тоником, за дверью в коридоре послышались шаги, затем миссис Хьюстон приоткрыла дверь и сообщила ему, что пришел какой-то джентльмен и ждет внизу. Прежде чем Ривелл успел ответить, бесцветная фигура детектива Гатри вынырнула из-за спины хозяйки. Он дружелюбно кивнул миссис Хьюстон, давая понять, что ее миссия закончена.
— Как живете, молодой человек? — обратился к Ривеллу сыщик с напускной веселостью. — Я решил, что обязан нанести вам утренний визит. Ваша домохозяйка успела сообщить о вас малоутешительные сведения, но думаю, что с вами ничего страшного больше не произошло?
— Нет-нет! — Ривелл постарался выдавить из себя улыбку. — Выпьете что-нибудь?
— Нет, спасибо. Я не пью по утрам, да и вам не советую. Однако вижу, вы еще не совсем пришли в себя.
Ривелл с сожалением отставил коктейль и сел в кресло, жестом пригласив Гатри занять кресло напротив. Сыщик заговорил:
— В сущности, я приехал затем, чтобы сообщить вам, что нам уже не понадобятся ваши показания. Вы и так много сделали для следствия, и я надеюсь, что нам не придется вас беспокоить. Мы не станем упоминать и о попытке покушения на вас. Дополнительное обвинение ничего не прибавит. А вам не придется выступать в суде.
Ривелл кивнул:
— Спасибо за услугу.
— Не стоит благодарности. Все было решено в Скотланд-Ярде, хотя я за вас был очень рад. — Взгляд Гатри цепко исследовал комнату. — Я, кажется, мешаю вам завтракать?
— Вовсе не мешаете, я не собираюсь завтракать.
— Нет, вам надо что-нибудь поесть!
— Je n'en vois pas le necessité,
[5] — мрачно ответил Ривелл по-французски.
— Бросьте свои чудачества! — воскликнул Гатри, но его взгляд упал на отвергнутую Ривеллом яичницу с беконом. — М-да, должен признать, что это не выглядит соблазнительно… И все равно, Ривелл, вы не должны вгонять себя в гроб из-за этой истории. Хотя действительно она очень неприятная, очень, даже для такого видавшего виды человека, как я. За двадцать лет работы мне пришлось арестовать за убийство только трех женщин, к такому привыкнуть трудно. И все же постарайтесь не падать духом и не завтракайте джином, если хотите дожить до приличного возраста! — Гатри помолчал, а потом добавил, словно ему в голову пришла неожиданная идея: — Послушайте, поедем пообедаем вместе где-нибудь? Кстати, спокойно поговорим. Я знаю один французский ресторанчик у Лесистер-Сквер. Тамошняя стряпня разбудит ваш аппетит. Одевайтесь, я подожду вас внизу.
Ривелл открыл было рот, чтобы отклонить нежданное приглашение, но Гатри его опередил:
— Нет-нет, идем без всяких возражений! Кстати, у вас не найдется сегодняшней газеты?
Ривелл указал на брошенную на пол смятую газету.
— Благодарю! — дружелюбно откликнулся сыщик, подбирая листы. — Ох, какой шум подняли газетчики вокруг нашего дела!
Через полчаса Ривелл и Гатри вышли из такси на узенькой улочке в Сохо. Настроение у Ривелла слегка улучшилось, чему способствовал новый коричневый костюм, только что полученный от портного. К тому же здесь Лондон выглядел менее мрачным, чем на окраине.
В ресторане они уселись за столик и заказали блюда французской кухни. Большая бутылка рейнского вина сумела склонить Ривелла к более оптимистическому видению окружающего мира.
Ривелл помалкивал, зато Гатри говорил без умолку, лишь иногда касаясь деловых вопросов. Ривелл слушал не без удивления: он не подозревал в сыщике такого, казалось, неисчерпаемого ресурса разговорчивости.
По предложению Гатри они перешли в маленький отдельный кабинет выпить кофе с ликером. Полулежа в глубоких креслах, оба наслаждались крепким кофе, старым бренди и сигаретами, и Ривелл наконец почувствовал, что жизнь все-таки стоит затрачиваемых на нее усилий.