Рецепт на тот свет - читать онлайн книгу. Автор: Далия Трускиновская cтр.№ 68

— Давно вы к нам не заглядывали. Когда прикажете ждать тех мальчиков, которых собирались привезти?

— Опекун мальчиков решил оставить их при себе, — отвечал Маликульмульк. — Глупо это, да он уперся и ничего слушать не желает.

— Глупо, — согласился учитель. — Всякий бочар, всякий плотник старается к нам сына привести — платить же не надобно. А тут — офицер… Чему хорошему научат инвалиды в Цитадели? Разве что велят зазубрить таблицу умножения. А у нас — языки, рисование, Закон Божий, география…

— География наука не дворянская, — пошутил Маликульмульк. — Она одним извозчикам полезна…

— Дворянин только скажи: повези меня туда, свезут, куда изволишь, — блеснул точной цитатой Яновский. — Читывали господина Фонвизина, читывали. А что, нет ли новостей о Лелюхине?

— Нет, увы. А вы знакомы?

— Да, сударь, и с батюшкой его знаком был. Я приехал в Ригу, когда запрет на фабричный бальзам отменили и фабрика во всю мощь работать стала. Толковый был человек покойный Лелюхин, очень о своем товаре пекся, старался его сделать лучше и на вкус приятнее. Как-то и я ему в том посодействовал.

— Как же? А, понял! Вы, надо полагать, ботанику знаете отменно! — польстил Маликульмульк. — Присоветовали какой целебный корешок?

— Ботанику-то я знаю и гербарии собираю, но Лелюхин просил меня перевести рецепт с латыни. Где-то он разжился рецептом, а что в нем — не понял. Я ему те травы перечислил по-русски. Травы были весьма полезные — я полагаю, он стал их добавлять в бальзам.

— О Господи! — произнес ошарашенный Маликульмульк. — А не скажете ли вы, каким почерком был написан рецепт?

— Прескверным, Иван Андреевич. Вы же знаете, нет почерка хуже, чем у аптекарей и врачей. Для того, наверно, лепят свои каракули, как курица лапой, чтобы посторонний в них ничего не понял.

— Это верно… — согласился Маликульмульк, все яснее понимая, что до правды в этом бальзамном деле он не доберется никогда.

Рядом с ним остановились орманские санки. Опытный орман понимал, что огромный господин в необъятной шубе — не здешний, явился из крепости — и не пешком же ему туда возвращаться. А на лбу у господина не написано, что он любитель пешего хождения.

Маликульмульк попрощался с Яновским и сел в санки.

Паррот оказался в лаборатории, а Гриндель ушел. Герр Струве, сообщив об этом, сделал Маликульмульку знак: приблизь, мол, ухо, желаю сообщить нечто важное — то, чего не должен слушать ученик Карл Готлиб, сидящий в уголке с книжкой, потому что Паррот велел денно и нощно охранять старого аптекаря. Маликульмульк склонился над прилавком.

— Герр Крылов, — прошептал Струве, — ради Бога, уговорите Давида Иеронима уехать в Санкт-Петербург. Мы условились, что он купит мою аптеку, но… но лучше ему уехать! Он ведь хочет быть рижским аптекарем из чистого упрямства. В столице его ждет слава, его способности будут всеми признаны, а он? Он хочет доказать нашим бюргерам, что умнее и талантливее их! Хочет, чтобы его здесь признали как равного! Герр Крылов, уговорите его! Он зря тратит время!

— Это потому, что он на четверть латыш?

— Да. Латыш-аптекарь — это выше их разумения. А он мой самый лучший ученик! Он умен, он настойчив, у него прекрасная память! Я уж просил герра Паррота забрать его в Дерпт — но и Паррот не смог его уговорить. Они из-за этого лишь и ссорятся. Какое-то нечеловеческое упрямство! Когда он полтора года назад сдал в столице экзамен и получил аптекарский диплом, его сразу позвали профессором в Академию медицины и хирургии. Это столица, там безразлично, немец он или латыш! А он отказался! Он мог бы поехать в Иенский университет, где он учился. Он бы мог стать там доктором наук — хотя бы философии. Не хочет! Герр Крылов, я старый человек, мне шестьдесят восемь лет, я не знаю, как говорить с нынешней молодежью… Он мой ученик, я не хочу, чтобы он, как свинья в грязи, вымазался в здешних склоках…

На герра Струве было жалко смотреть. Маликульмульк и не подозревал, что старик так привязан к Давиду Иерониму.

Но рассуждения о латышах вызвали в памяти другого человека, также близкого к аптекарскому ремеслу, — Эмиля Круме.

— Герр Струве, а какова судьба тех латышей-полукровок, которые как-то связаны с аптекарским ремеслом? Вот, например, некий аптекарь прижил со служанкой-латышкой сына. Кем может стать такой мальчик?

— Я такого мальчика знаю, звать его — Эмиль Круме, — сразу ответил герр Струве. — Если он умен — он будет пользоваться всеми связями своего отца и постарается стать полезным кому-то из господ ратсманов. У них часто есть нужда в исполнителях всяких пикантных поручений. А в награду его, может быть, женят на вдовушке-немке, еще способной родить одного или двух ребятишек.

— Значит ли это, что Круме выполняет чьи-то поручения? — немного волнуясь, спросил Маликульмульк.

— Я полагаю, да. Он надежный помощник старого Преториуса, но он умен — и, значит, честолюбив. Я никогда не поверю, что Эмиль Круме собирается до старости возить дрова и горшки в аптеку Лебедя, считая каждый фердинг. Он там свой человек, у него прекрасные отношения со сводными сестрами, но… но ему этого мало… Может быть, он хочет скопить денег и уехать в Ревель, например, где его никто не знает и он сумеет выдать себя за немца. Очень, очень многие мечтают стать немцами, герр Крылов… А в Риге ему никогда не стать аптекарем — да Преториус его и не учил ничему. Какой смысл?

— А брать Гринделя в ученики — какой смысл, герр Струве?

— Давид Иероним — из богатой семьи. За его ученичество мне хорошо платили. Потом я привязался к нему — вы знаете, через мою аптеку прошло столько молодежи, но второго такого, как он, не было и не будет. Он — как дитя, дивное дитя… помните того мальчика-скрипача?.. Итальянца? Давид Иероним — одаренное любознательное дитя, и его детство продлится очень, очень долго…

Маликульмульк подивился тому, что старый аптекарь и Паррот сошлись во мнениях. И в то же время он был недоволен — Эмиль Круме вдруг напомнил ему собственное его детство. Разве что за исключением обстоятельств рождения — сын драгунского капитана, впоследствии тверского коллежского асессора, был вполне законнорожденным. Но — нищета! Но — добрый Николай Петрович Львов, что принял мальчика в своем доме и приказал учить его вместе с собственными детьми! При этом Львов отлично знал, что нищета нищетой и останется. Даже если подарить мальчику недорогую скрипочку, даже если приглашать его в гостиную, чтобы читал свои неловкие первые вирши. Ты — нищий, и, значит, среди приличных людей ты — как полукровка Круме: твоими услугами охотно пользуются, но высоко подняться тебе не дадут.

И счастье, если у тебя хватит безумия сделать рывок, умчаться в столицу, работать денно и нощно! Счастье, коли найдешь сильного покровителя! Очевидно, Круме рассуждал точно так же.

Совершить рывок… освободиться… полететь, как листок, сорвавшийся с ветки, прочь, прочь…

— Герр Струве, а многие ли бюргеры помогают своим незаконнорожденным детям так, как Преториус? — спросил Маликульмульк. — Ведь таких детей, я думаю, тут немало…