– Я, Иван Кондратьевич, ничего не забываю. Ни плохого, ни хорошего. Служба такая.
В словах сыщика москвичу почудилась угроза.
– В чем же я провинился?
– Ни в чем, Иван Кондратьевич. Я пришел сюда за помощью. Правительство может на вас рассчитывать?
– Целиком и полностью. Что я должен сделать?
– Как я уже сказал, полиция готовит секретную операцию. Для этого в банк будет помещен под чужим именем агент. Просто так человека туда ввести нельзя, сами понимаете.
– Понимаю! Жулики настороже, чужого не пустят.
– Именно. После размышлений мы решили подсадить агента на место артельщика второго этажа.
– Там какой-то чудак ходит, с медалью.
– Его фамилия Избышов.
– Он!
– Сегодня-завтра его положат в больницу, и появится вакансия. Тут-то вы и предложите взять на его место своего родственника. На время, пока Избышов болеет.
– Понимаю!
– Кречетов не откажет вам в такой мелкой просьбе, так ведь?
– Не откажет, – уверенно подтвердил Поляков. – Он знает, что я из деревенских. А там принято хлопотать за своих. Я частенько то одного крестника устраиваю, то другого. Ванька не удивится.
– Отлично. Осталось вам познакомиться со своим новым крестником.
Алексей открыл дверь в гостиную и сказал:
– Юрий Ильич, заходите!
Вошел Валевачев, одетый в готовую пару, с напомаженными волосами и нелепыми претенциозными бачками.
– Здравствуйте, крёсненький! – сказал он подобострастно.
Поляков внимательно его рассмотрел и заявил Лыкову:
– Больно смазливый! И лицо чересчур чистое. Сразу видать, что землю не пахал.
– Смазливый – это хорошо. Все девки наши будут! А наружность не изменить. Поэтому легенда такая, что он из дворовых. Отец его или дед родились от барина, потому и лицо такое. Землю действительно не пахали, весь их род не пахал. Дворовые же! Бездельники и барские прихлебалы. Вот и он такой. Приехал в Москву будто бы на заработки, а сам только и думает, как бы ему купеческую дочку окрутить! Взять с большим приданым и зажить богачом.
– Ну, таких много по Москве шляется, – авторитетно сообщил промышленник. – Даже ко мне один ходит, Насте моей надеется голову задурить.
– Вы уж Настасье Ивановне Юрия Ильича не показывайте, а то не устоит, – съязвил Лыков.
Коллежский секретарь все это время стоял как племенной бык на выставке. А два собеседника внимательно его разглядывали. Наконец Лыков сказал:
– Как он вам на самом деле, Иван Кондратьевич? Ошибиться нам нельзя. Эти люди и зарезать могут, ежели что почувствуют.
– Понимаю.
– Давайте мы посидим у вас долго-долго, поговорим, отобедаем, деревню вашу переберем. Легенду выверим. А вы будете присматриваться и делать замечания. Хорошо?
– Давайте. А как хоть зовут Юрия Ильича?
– Фамилия ему Валевачев. Чиновник особых поручений Департамента полиции. Потомственный дворянин. Окончил юридический факультет Петербургского университета. И ему действительно нелегко будет разносить чай и убираться в мусорных корзинах. Но придется.
Сыщики просидели у Полякова почти весь день. Первым делом придумали агенту имя и родословную. Теперь это был Парамон Кошкин, уроженец деревни Миндово Кинешемского уезда. Миндово – имение баронов Нольде, поэтому на них и повесили грех с крестьянскими девками… Парамоша – так сразу стал называть агента Поляков – запомнил несколько ходовых вичугских словечек. Когда сели чаевничать, выяснилось, что молодой человек не умеет прихлебывать из блюдечка. Иван Кондратьевич научил его пить чай вприкуску, вытирать рот ладонью и почтительно говорить со старшими. Он очень ответственно подошел к просьбе Лыкова: внимательно наблюдал за манерами «крестного» и разбирал их. Хозяин сделал множество ценных замечаний.
Гости остались на обед. К столу вышли жена и дочка Ивана Кондратьевича. Тот представил мужчин. Лыков сошел за делового партнера, а Валевачев впервые попробовал себя в роли Парамоши. Самое удивительное, что дочке он понравился! Настасья Ивановна любезничала с ним, как ни с кем другим доселе, рассказал потом за сигарами промышленник. И шутя погрозил «крестному» кулаком:
– Смотри, Парамон, в зятья не возьму!
Через сутки Лыков получил ответ на свой запрос, причем не из Петербурга, а из Варшавы. Лятур оказался известен тамошнему сыскному отделению. Он был врачом Института нравственного исправления детей в селе Мокотов. И разрешил наказать провинившегося воспитанника, не заметив у того порока сердца. Подросток умер под розгами, и эскулапу пришлось оставить должность. Сколько же жизней на совести этого человека?
Шишка, или Никифор Бардыгин, тоже имел отношение к исправительному заведению. Он служил там экзекутором и был уволен вместе с Лятуром. Видимо, эта парочка шла по жизни вместе.
Лятура однажды допрашивала Варшавская сыскная полиция по подозрению в реализации поддельных банковских билетов! Но он сумел выкрутиться. Горячо, горячо… И конечно, Альфред Осипович происходил от приказчика галантерейного магазина, полуфранцуза-полуполяка. И аристократическую приставку «де» присвоил себе незаконно, уже в Москве. Здесь он не сразу вышел в люди. Несколько лет Лятур вел врачебную практику и одновременно подрабатывал биржевым зайцем
[60]. На бирже попался на глаза Ивану Пименовичу, услужил ему в каком-то деле и через это стал банкиром. Возможно, оформление акта о естественной смерти старшего Кречетова и есть та услуга… А теперь полуграмотный докторишка сделался О-Бэ-Пэ.
Ответ на другой запрос пришел из родного департамента. Оттуда сообщали, что все известные полиции российские фальшивомонетчики сидят на каторге. Если не считать тех умельцев, которые никогда в империи не были, а рисуют фальшивки за рубежом. Из доморощенных уцелело лишь двое. Один бежал аж в Америку и наверняка там сейчас ваяет доллары, а второй пропал бесследно. Это еврей-гравер по фамилии Подольщиц. Последний раз его видели три года назад в Варшаве.
Алексей показал ответы Рыковскому и заявил:
– Что-то часто у нас мелькает этот город. Скажите, Владислав Рудольфович, а Кречетов туда наведывается?
– Не знаю.
– Надо узнать. Черт, неужели они поставили печатный станок в самом Мокотове? Это же какая наглость!
– Не может быть, – возразил коллежский советник. – Я ведь учился в Варшаве и знаю это место. Мокотов лишь называется селом. А на самом деле аристократический пригород! Фактически он уже в черте города. Кто же станет печатать фальшивки на виду у всех?
– Институт нравственного исправления детей находится в ведении Министерства внутренних дел, – пояснил Алексей. – Это приют для молодых преступников. Закрытое место. Никому и в голову не придет искать там печатный станок! Умно, умно… если, конечно, моя догадка верна. Владислав Рудольфович, расскажите мне о Кречетове все, что знаете. Что он за фрукт? И как лучше всего взять его за тазобедренный сустав?