У полицмейстера от таких событий сдали нервы. Он вызвал к себе Лыкова и не нашел ничего умнее, как сказать ему:
– До вашего приезда у нас тут было тихо!
– Может, и гайменников в Ригу я привез? – ядовито осведомился сыщик.
– Что? – не понял Войтов.
– Поясню. У вас началась война банд: делят Московский форштадт. Допускаю, что смерть Титуса и проводимое мной дознание как-то ускорили процесс. Но лишь ускорили. А предпосылки все были налицо и созданы они вами. Так что не валите с больной головы на здоровую…
– Я буду писать в министерство!
– Напрямую не имеете права, а губернатор не завизирует ваше отношение
[57]. И вообще, не мешайте мне. Пока я вас с должности не выгнал. Нет сил помочь, так хотя бы не лезьте. Скоро все кончится, и город станет чище.
Лыков забрал в обсервационной камере пулю и отвез ее в штаб корпуса. Подполковник Баранов вызвал оружейного мастера 115-го пехотного Вяземского полка. Явился сухой дядька в очках, похожий на профессора философии. Он рассмотрел в лупу кусок свинца и сказал:
– Нерусская.
– Да, калибр меньше нашего трехлинейного, – согласился надворный советник.
– Держал я однажды в руках такую. Точь-в-точь!
– Где и при каких обстоятельствах?
Дядька задумался.
– Зимой дело было, – вспомнил он. – В полковом тире поручик Бако-Абаковский пристреливал бельгийский револьвер фабрики Нагана. Последнюю модель, семизарядную.
– Калибр две и девять десятых линии?
[58] – оживился сыщик.
– Точно так. Редкий у нас револьвер, мало где его встретишь. А хороший! Очень хороший. Вот у него такие пули.
– Револьвер у поручика случаем не пропал?
– Пропал, – сокрушенно подтвердил оружейник.
Баранов провел расследование и выяснил, что револьвер системы Нагана модель 1895 года был украден у Бако-Абаковского из квартиры его вестачом
[59]. Кража произошла два месяца назад, в марте. Сам вестач сбежал, был пойман и сейчас отбывает наказание в Бобруйском дисциплинарном батальоне. Лыков потребовал протокол допроса. Дезертир сообщил на дознании, что продал наган неизвестному латышу. Приметы: восемнадцать-двадцать лет, белобрысый, корпусный, одет в суконную на вате куртку. Сделка совершилась в корчме на берегу реки. Там еще железная дорога близко… Негусто. И покупатель револьвера совсем не похож на чернявого юношу в железнодорожной шинели.
Лыкова встревожило последнее убийство. Лиза Эглит проживала неподалеку от злосчастного переезда. Он решил переселить женщину в Старый город, подальше от криминальных окраин. Поехал на Кандаускую и обнаружил ее комнату пустой. Хозяин квартиры на вопросы, куда девалась его жиличка, не ответил. Вдруг совершенно забыл русский язык! Алексей взволновался еще сильнее. Он взял хозяина за ворот и повел в ближайший участок. Приговаривал при этом:
– Вспоминай, сукин сын, или сядешь в тюрьму за… Ну, придумаю, за что.
Латыш упорно молчал. В канцелярии сыщику опять встретился помощник пристава с забавной фамилией Кошко.
– Аркадий Францевич! – обрадовался Алексей. – Помогите, пожалуйста, разобраться.
– Охотно. Обещайте только никого в нашем участке не бить.
Помощник пристава допросил квартирного хозяина по-немецки и озабоченно перевел его слова Лыкову:
– Он утверждает, что вашу знакомую увезли. Вчера вечером. Насильно.
– Кто и куда?
– Он не знает.
– А если я ему кулак покажу?
– Алексей Николаевич, у нас в Риге так не делается!
Сыщик думал недолго. Он отвел Кошко в угол и попросил не упоминать этого случая ни в рапорте, ни в журнале происшествий. По крайней мере в течение ближайших суток. Отставной подпоручик смутился. Ему не нравилось, что в его участке похитили человека, а он должен молчать об этом. Поняв опасения Кошко, Алексей сказал:
– Тут не обошлось без Кристлиба.
– С чего вы взяли?
– А больше некому. Рейтар с Ярышкиным мертвы, русским бандитам сейчас не до купеческих вдов. Это Дохлый Август. И что вы сделаете? Отыщете, где прячут Лизу, и пойдете на штурм? Останется ли она живой после вашей атаки?
– Но ведь совершено преступление! Украли женщину. Как же мне смолчать? Потом ее найдут мертвой, и с меня спросят. Не с вас, господин надворный советник, вы-то уедете в свой Петербург, а с меня.
– За сутки ее не убьют.
– Да откуда вы можете это знать? – воскликнул Кошко.
– Рассудите с точки зрения здравого смысла. Видимо, ее похищение как-то связано с трактиром, который купил в Митавской части Язеп Титус.
– Это его нашли зарезанным в Кобронских флешах?
– Да. Титус был сожителем Лизы Эглит. А заведение приобрел на деньги, украденные у атаманов Московского форштадта. Взял на чужое имя, поскольку не мог рассчитывать на промысловое свидетельство – со своим-то прошлым.
Помощник пристава понял сыщика с полуслова.
– Хорошо, пусть так, – сказал он. – Но зачем Эглит Дохлому Августу?
– Только затем, чтобы узнать имя фиктивного владельца заведения, – убежденно ответил Лыков.
– А если она его не знает?
– Тогда Лизу отпустят. Августу не нужна лишняя кровь.
– А если знает?
– И в этом случае тоже отпустят. А вот если вы сейчас подадите рапорт и дело о похищении примет официальный оборот…
– Но что изменится за сутки? – упорствовал Кошко.
– Август отыщет трактирного владельца. Пока лучше ему в этом не мешать – целее будет госпожа Эглит.
Кошко протянул сыщику руку и вздохнул:
– Ох, вводите меня в служебный проступок. Но ваши предположения убедительны. Хорошо, я молчу ровно сутки. Дальше составляю рапорт, и меня увольняют…
– Никто вас не уволит, Аркадий Францевич. Поверьте старому сыщику. И вообще, переходили бы из общей полиции в сыскную! У вас логический ум, вас можно убедить разумными доводами. И вы быстро все схватываете.
– Я подумаю, – усмехнулся отставной подпоручик.
Выйдя из участка, Лыков сразу отправился на квартиру к Никифорову. В душе он вовсе не был уверен, что Лизе Эглит ничего не угрожает и что назавтра ее отпустят.
Сыщику повезло: Александр Лукич оказался дома.
– Вы почему не на заводе?
– Место освободится только через неделю. Но что случилось, Алексей Николаевич? На вас лица нет!