Золотая братина. В замкнутом круге - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Минутко cтр.№ 50

– Я – к графу! – сорвался со стула Глеб.

Поезд из Женевы должен был отправляться в двадцать два часа пятнадцать минут. На вокзале Саид Алмади появился гораздо раньше. Слонялся у входа на перрон, заглянул в станционный буфет, через распахнутые двери ресторана зорко осмотрел сидящих за столиками – нет, нигде Никиты Толмачева, и Дарьи не было. На первый путь подали экспресс Женева – Берлин. Саид стал прогуливаться вдоль вагонов, наблюдая за пассажирами, которые начали постепенно прибывать. Появились вежливые проводники в белых перчатках. Объявили посадку. Алмади, ускорив шаг, ходил по перрону, смотрел на спешащих людей, на носильщиков. Отметил, что публика отправляется в Берлин в основном солидная: пожилые мужчины в дорогих костюмах, дамы в длинных платьях и в шляпах с вуалью; одна из них держала на руках лохматенькую курносую собачонку с бантом, которая грозно порыкивала на окружающих. Толмачева и Дарьи не было…

Саид Алмади увидел направляющихся к седьмому вагону Глеба Забродина и Кирилла Любина; Кирилл на этот раз был наряжен в клетчатый костюм, черный бархатный галстук повязан бантом, густые каштановые волосы вьются и – неизменные затемненные очки. Тросточка с набалдашником из слоновой кости в левой руке – франт, щеголь, прожигатель жизни.

Саид встретил взгляд Забродина: «Что?» – «Нету», – взглядом же ответил Алмади.

Появился граф Алексей Григорьевич Оболин, за ним носильщик нес два чемодана. Граф был хмур, небрит, бледен. Он, поднимаясь в седьмой вагон, не смотрел по сторонам. Дали отправление, и только тогда Саид, показав проводнику билет, поднялся в вагон, вспрыгнув на его ступеньку уже на ходу. Нет, вечером шестого ноября 1918 года в экспресс Женева – Берлин Никита Толмачев не сел.

Прошло часа два. Экспресс летел через альпийскую влажную ночь, и черное небо, усыпанное звездами, лежало над спящей Швейцарией. В седьмом вагоне граф Оболин и Глеб Забродин занимали второе купе. Кирилл Любин и Алмади, слегка обалдевший от окружающей его чистоты и роскоши, – пятое. После того как устроились, посмотрели в окна на уплывающие в вечернюю темноту огни Женевы, Глеб заговорил первым:

– Я, Алексей Григорьевич, – к своим коллегам. Подумаем, как действовать. Скоро вернусь. – Граф Оболин молчал. – На всякий случай помните: мы рядом, во втором купе.

– Да, да, идите. – Граф Оболин продолжал смотреть в темное окно, в голосе его слышалось раздражение.

Они пили крепкий ароматный чай, принесенный проводником; настроение у всех было подавленное.

– Значит, в поезде Никиты и Дарьи нет… – Забродин помешивал ложкой остывающий чай. – И все-таки! Вдруг не углядели…

– Нет! – перебил Алмади. – Нет, Глеба! Все смотрел, везде! В каждый окно – нет их. Шайтан! Я виноват!..

– Погоди, Саид. Давайте еще раз восстановим всю картину. Пятого вечером Никита вышел из отеля и направился… Он шел в сторону вокзала.

– А Дарья? – спросил Кирилл Любин.

– Она могла выйти из отеля раньше Никиты. Или позже. Потом они где-то встретились. – Забродин помолчал. – И если так, можно предположить следующее. Толмачев уехал в Берлин раньше и там будет нас встречать. Ведь граф показал ему свой билет.

– Тогда, – предположил Любин, – он будет встречать нас тайно, из толпы: выследит, куда отправятся Алексей Григорьевич и его «адвокат», то есть ты.

– Пожалуй… – Глеб в который раз раскурил свою трубку. – Меня вот еще что тревожит: в последние встречи Алексей Григорьевич уж больно нервен, взвинчен. Мне все время кажется, что он хочет поведать нечто важное и сдерживает себя. И мучает один вопрос… Почему граф явно испугался, когда я сказал, что в Германии мы сдадим Толмачева полиции…

– Погоди! – Любин крепко потер лоб рукой. – Как же я сразу… Никита – с Дарьей! Понимаете, – он смотрел то на Забродина, то на Алмади. – Тогда, в Ораниенбауме, на тайном пиршестве я заметил одно обстоятельство. Граф и Дарья обменивались взглядами… Притом так, чтобы никто не заметил. И в этих взглядах…

– Что же ты молчал, черт тебя дери! – рассердился Забродин. – Это же многое меняет! Так… Я – к графу, попробую поговорить напрямую. А вы ложитесь спать. Утро вечера мудренее.

Забродин вышел из купе. Проход по вагону был пуст. Стучали колеса вагона, мерно и неустанно, говоря о вечном стремлении человека к странствиям и путешествиям. Глеб осторожно постучал в дверь с цифрой пять.

– Прошу! – тут же откликнулся граф Оболин. Алексей Григорьевич сидел у окна в той же позе, в какой его оставил Забродин: он даже не снял легкое пальто, лишь расстегнул пуговицы.

– Не спится? – спросил Глеб.

– Не спится.

Забродин закрыл дверь купе, сел напротив графа.

– Вас что-то гнетет, Алексей Григорьевич? Откройтесь. Вам ничего не следует от меня скрывать.

– Открыться? – Граф Оболин поднял голову, прямо посмотрел на Забродина. В его глазах смертная тоска смешалась со страхом. – Извольте! В Германии передавать Никиту в руки полиции нельзя.

– Почему?

– Этого… – Алексей Григорьевич опустил голову, – этого я не могу вам сказать…

– А вы, граф, все-таки скажите. Давайте я приду вам на помощь. Тут замешана Дарья?

– Что? – Алексей Григорьевич резко повернулся, схватил Забродина за руки, сильно сжал их. – Вы… Вы знаете?…

– Догадываюсь.

– Хорошо, хорошо… Я скажу, – лихорадочно, быстро зашептал граф Оболин. – Дарья… Моя Дарьюшка… Понимаете, Глеб Кузьмич… Я вам откроюсь. Вынужден открыться. Давно у меня нет семьи, жены. Прах, горькие воспоминания. И обязанности перед дочерью. Дóма, в России, держали условности, правила нашего круга. На Капри обо всем договорились. Расходимся… Мирно, даст бог, расходимся. Жизнь я им обеспечу, с Оленькой буду встречаться… Постоянно, постоянно, Глеб Кузьмич, буду встречаться. А Дарья… С этой женщиной собирался начать здесь, в Европе, новую жизнь. Никита должен был вместе с «Братиной» привезти сюда Дарью, мое главное сокровище… А он… Мерзавец! Негодяй!.. – И слезы заполнили глаза графа Оболина. – Сейчас Дарья у него как заложница. Никита сказал: «Выдашь меня полиции – и не жить Дарье». Отдаст он мне ее после суда, если выиграем процесс. Что делать, Глеб Кузьмич? Что делать?…

– Придумаем, Алексей Григорьевич. Сообразим. Спасибо, что поведали мне свою тайну. – Забродин собрался было раскурить трубку, но тут же отказался от этой соблазнительной затеи, зная, что граф не переносит табачный дым. – Теперь давайте прикинем: что же получается? Скорее всего, Толмачев нас с вами встретит в Берлине, не явно, конечно, вы понимаете.

– Понимаю.

– Можно предположить, что он отправился в Берлин на день раньше, чтобы надежно укрыть Дарью, а уж потом незримо встретить нас.

– Господи! Сохрани, умоляю, сохрани мою Дарью! – прошептал граф Оболин.

– На Бога надейся, а сам не плошай. – Глеб улыбнулся, лицо его было полно энергии и жажды действия. – Я вам даю слово, что с головы Дарьи не упадет ни один волос. Но мы прежде всего должны найти ее. А сделать это можно только через Толмачева… В чем я совершенно убежден, – с напором продолжал Забродин, – так это в том, что ваш дворецкий, Алексей Григорьевич, наверняка будет иметь с вами встречи. Мы постараемся почаще оставлять вас одного, чтобы не спугнуть Никиту Никитовича. Не буду от вас скрывать: Толмачева мы обязательно сдадим немецкой полиции, это придаст вес суду. Но обещаю вам: сначала мы вызволим Дарью. Повторяю: лишь бы ее найти. Вы согласны со мной, с моим планом? Пока я изложил вам его лишь в грубой схеме.