И вдруг опустил руки, а потом скорчился на мокрых камнях и
заплакал. Он сам не понимал отчего. Должно быть, оттого, что опять остался
беспросветно один, и чёрная Арнарбрекка грозно возвышалась над ним в темноте. И
жестоко саднило ладони, и предстояло ещё долго, очень долго карабкаться по
скале, прежде чем Свасуд вылижет их своим ласковым языком…
А ещё он плакал потому, что здесь даже Свасуд не мог увидеть
его слёз.
Рассказ второй. Погоня
Крепкими мужами называли Скьёльда Купца из Долины и двоих
его сыновей… Не зря называли. Слабой руке не совладать бы с таким большим и
богатым двором, как Жилище Купца. И это стало особенно заметно после гибели
Скьёльдунгов и самого Скьёльда. Люди рассказывали, всем троим пришла смерть от
рук Свана Рыжего, мстившего Купцу за какое-то давнее дело. У отчаянного викинга
будто бы хватило дерзости в одиночку явиться к Скьёльду во двор. И когда тот
вышел навстречу – сказать ему вместо приветствия:
– Защищайся, Купец.
Скьёльд же был тогда вовсе не стар годами. И притом крепок,
как ясеневое копьё. Люди не зря дали ему ещё одно прозвище: Драчун. Однако Сван
уложил Драчуна чуть не первым ударом. Вытер меч и пошёл себе не торопясь за
ворота, бросив на прощание:
– Есть брат у Óрма-со-Шрамом.
Так и ушёл. Много было свидетелей, но никто не посмел его
остановить. Чтобы преградить путь такому Свану, надобно самому родиться в море,
на боевом корабле. А сыновья Скьёльда были далеко, на охоте.
Они вернулись на другое утро и сразу пустились в погоню.
Люди рассказывали, они даже настигли викинга, но мало что нашли, кроме своей
смерти. Сван разделался с обоими и спустился к морю со скал Арнарбрекки,
считавшихся неприступными. И вплавь переправился на острова, к своему кораблю.
Этому второму подвигу свидетель был один: раб-пастушонок
Арни Ингуннарсон. От него и узнали. Впрочем, мальчишка был неразговорчив и скуп
на слова, и его скоро перестали расспрашивать. Посиди, как он, по полгода со
стадом в горах, вовсе разучишься говорить. Да и что он понимает в сражениях,
ему лишь бы никто не тронул коров.
С тех пор минуло три зимы.
1
Это было его шестое лето на верхних лугах…
Весной родичи Скьёльда окончательно поняли, что не сумеют
удержать наследной земли. Горько было прощаться с древним гнездом, но ничего не
поделаешь, пришлось. Свершили скейтинг, передали из полы в полу горсть земли,
взятой из-под хозяйского места… Рабы остались у новых владельцев, кто захотел.
Кто не захотел – достались другим. Фри́длейв Фи́тьюнг, хозяин Арни,
купил сразу троих. Парня по имени Хáваль, девчонку Тýрид и её
старого деда, знавшего хорошие травы. Широкоплечий Хаваль, ровесник Арни,
достался Фридлейву дёшево, родичи Скьёльда почему-то много не запросили.
Дед-травник обошёлся в три марки серебра, целое сокровище, но люди говорили, он
того стоил. А Турид не нужна была вовсе, но упрямый старик нипочём не хотел
покидать внучку, пришлось взять и её. Фридлейв мог себе это позволить, недаром
его звали Фитьюнгом – Богатеем.
Арни, конечно, видал раньше и Турид, и Хаваля, всё-таки
соседи. Однако дружить не дружил. Теперь он невольно приглядывался к новичкам.
И заметил, что Турид вовсе не рада была жить с Хавалем в одном дворе. Арни не
было до этого дела.
Коровы ещё ходили по нижним лугам, и работы у Арни пока было
немного. Можно провести две черты на земле и поиграть с ребятами в мяч. Или
взять удочки и поехать за рыбой. Это нравилось ему даже больше. Красться в
лодке вдоль береговых скал, представляя себе, будто это Сван Рыжий послал его
вперёд!..
В тот день ему не повезло. Хитрая рыба упорно обходила его
крючки. А потом из глубины фиорда потянулся туман, и Арни погнал лодку домой.
Когда он причалил, вокруг уже колыхалось белое молоко. Арни
бросил вёсла на берег, выскочил сам и стал закатывать штаны, собираясь вытащить
лодку. И тут перед ним неожиданно возникла Турид. Запыхавшаяся. Испуганная.
– Можно, я посижу в твоей лодке?
Арни не успел ответить. Девчонка прыгнула через борт и мигом
перебежала на корму. По гладкой воде раскатилась медленная волна, лодка
сдвинулась с камней и стала отходить прочь от берега. Арни шагнул в воду, ловя
её за носовое кольцо.
Тут песок скрипнул под мягкими сапогами. Из тумана появился
Хаваль. Подошёл. Остановился у края и стал смотреть на Турид и Арни. Арни стоял
по пояс в воде – останавливая лодку, он вымочил-таки штаны. Наверное, вид у
него был забавный, потому что Хаваль вдруг улыбнулся:
– Меня называют Хавалем сыном Хамаля сына Хрейма из Жилища
Купца, – сказал он дружелюбно. – Я у вас тут третий день и не всех ещё знаю.
Как зовут тебя люди?
– Арни… Арни Ингуннарсон.
– Ингуннарсон, это по матери. А по отцу?
Арни вздрогнул и подобрался: это был уже вызов! Нет худшего
оскорбления, чем напомнить безродному:
у тебя нет отца, ты не можешь назвать, от кого был рожден!
Арни оставил лодку и выбрался из воды. И вдруг оказалось, что он не уступал
Хавалю ни ростом, ни шириной плеч. Мокрые штаны облепили его ноги, и стало
заметно – эти ноги привыкли к горам.
– Меня называют Арни Ингуннарсоном, – сказал он сквозь зубы.
Сейчас Хаваль ударит. Арни перехватит его руку. И как следует вывернет. Чтобы
запомнил.
Но Хаваль даже не перестал улыбаться.
– Я обидел тебя? – спросил он участливо. – Не сердись,
Ингуннарсон. Я же не знал.
Арни неожиданно сделалось стыдно.
– Ладно, – буркнул он, чувствуя, что краснеет. Отвернулся и
увидел, что лодка с Турид успела отойти довольно далеко. Девчонка сидела
смирно, глядя на берег. В лодке не было вёсел.
Делать нечего, пришлось лезть в воду и плыть к ней. Когда
наконец под килем снова зашуршал песок, Хаваля на берегу уже не было. Дура
девка, с внезапной злостью подумал Арни про Турид. Хаваль ему, пожалуй,
понравился. Это достойно, признаться в нечаянной глупости. Нет, незлой малый.
Хотя, конечно, болтун.
Пока Арни тащил лодку в корабельный сарай, а потом шёл
домой, Турид не отходила от него ни на шаг. И только уже во дворе куда-то
незаметно пропала. В девичью побежала, наверное.
И чем это Хаваль так её напугал? Небось, выскочил навстречу
из тумана. Она и вообразила невесть что.
Арни подумал об этом и почти сразу забыл.
А через две ночи стада погнали на сетер.
Минувшая зима выдалась не из сытых, но коровы успели
подкормиться на нижних пастбищах и шли весело. Арни лишь изредка брался за
хворостину, и то потому, что дорога пролегала через земли соседей: не дело,
если приключится потрава.