– Я хлеба принесла, – сказала Турид тихо. Арни кивнул.
– Хаваль лежит внизу в овраге, – проговорил он негромко. – Я
завалил его камнями. Скажешь дома, чтобы его не искали.
Он помолчал и добавил:
– Не приходи сюда больше.
Турид поднялась и молча пошла прочь, касаясь руками камней.
Арни проводил её взглядом. Потом принёс из пещеры лопату.
Рассказ третий. Стрелок из лука
В ту весну на береговые скалы навалилась ледяная гора. Целое
лето она постепенно таяла на солнце, и в море со звоном бежали прозрачные
ручейки. Северный великан умирал медленно и неохотно. Когда дыхание осени
позолотило на берегу лиственные деревья, ледяные зубцы возвышались над шхерами
по-прежнему величаво и грозно.
Айсберг сидел в проливе между двумя островами, и его хорошо
было видно со скал Арнарбрекки, с верхних лугов. Арни нравилось смотреть, как
ледяные утёсы день ото дня меняли свой облик, превращаясь в потоки воды. Сияя
на солнце, вдали возникало то человеческое лицо, то силуэт корабля. Если бы
гора не таяла, а росла, Арни, пожалуй, нравилось бы ещё больше.
В прошлом году его хозяин, Фридлейв Богатей, купил несколько
новых рабов. Один, по имени Хаваль, вскоре сбежал. Как узнали потом, беглец
подался в горы, туда, где пас коров Арни Ингуннарсон. И чего эти двое не
поделили на широких зелёных лугах, узнать людям так и не удалось. Только то,
что Хаваль убил собаку, помогавшую Арни, и пастух отомстил за нее, как за
человека. У Хаваля не было родственников, способных затеять тяжбу, и на том
кончилось дело.
Свара двоих рабов, не стоившая долгого разговора.
Ещё к Арни на сетер бегала девчонка Турид. Люди видели, она
таскала ему хлеб. Когда пастух возвратился со стадом домой, его шутки ради
спросили, скоро ли свадебный пир. Арни огрызнулся в ответ.
Что же до хозяина, Фридлейв сначала хотел наказать пастуха,
потом передумал. От беглеца Хаваля при жизни толку было немного, да и стоил он
дёшево.
С тех пор прошли три полугодия: одна зима и два лета.
1
Кончалось его седьмое лето на верхних лугах… и шестнадцатое
в жизни.
Назавтра предстояло гнать стадо домой. Ещё одна ночь в
пещере, возле костра, – и потом вниз. Скоро праздник Зимних Ночей, которым
благодарят Богов за урожай и приплод.
Арни заранее связал свою котомку. И бродил напоследок по
знакомому пастбищу, прощаясь с ним до новой весны. Между скалами рдели, как
факелы, тронутые заморозком кусты. Осень в горах всегда наступает раньше, чем
внизу.
Арни ходил один. Похоронив Свасуда, он так больше и не завёл
себе новой собаки. Ему предлагали славных щенят и говорили, что пастух без
собаки – не пастух. Это была правда, Арни соглашался. И продолжал управляться
один.
Арни любил своё пастбище. И чёрную Арнарбрекку с её хмурыми
скалами, стремительно уносившимися вниз. Весной на этих откосах так и кипела
хлопотливая, шумная жизнь, но теперь птиц почти не было, все разлетелись.
Орлиная Круча молча возвышалась над морем, и оттого море казалось торжественно
притихшим в ожидании шторма.
Осень есть осень: будет и шторм.
Арни подошёл к самому краю, и камешки потекли из-под ног,
звонко отскакивая от уступов. Холодный ветер веял под пасмурным небом. Он не
мог раскачать сильной волны, но вокруг островов кипели белые ожерелья. Осень
щедро раскрасила шхеры, и Арни не сразу заметил корабли. Но когда заметил –
больше не отводил от них глаз.
Два словно бы игрушечных судёнышка неспешно ползли по ветру…
Паруса были полосатые, красные с белым. Арни знал: такие паруса сшивают из
множества полотнищ и для крепости ещё простёгивают тонким канатом. Не всякому
шквалу под силу их разорвать.
Грозные паруса боевых кораблей…
День понемногу клонился к вечеру, и Арни видел, как корабли
подобрались к острову и спрятались среди скал. Викинги не хотели на ночь глядя
соваться в проливы и устраивались на ночлег. Это выглядело разумным.
Остров был тот самый, на котором люди Свана Рыжего разводили
для своего вождя сигнальный костёр.
Мудрено ли, что Арни всю ночь крутился с боку на бок и думал
о викингах! Но под утро его всё-таки сморило, и привиделась мать.
Светловолосая красавица вошла в пещеру и села возле огня, и
Арни знал, что её звали Ингунн. Он очень плохо помнил свою мать, поэтому ему
нравилось думать, что она была красавицей. Ингунн молча смотрела на него и
только всё кивала головой, словно одобряла какое-то решение, которого он ещё
толком не принял. Арни проснулся и пожалел, что опять не удалось с нею
поговорить. Своя правда в этом была. Если он кое-как представлял её внешне,
голос не задержался в его памяти вовсе. Слишком рано она умерла. Даже не успела
рассказать ему об отце. А теперь не хотела говорить и во сне.
Арни был на неё за это немного сердит.
Его отцом долго считали Хёрда рыбака, утонувшего во время
лова трески. Люди говорили, Хёрд был таким же молчаливым и имел похожую родинку
на плече. Арни предпочитал зваться Ингуннарсоном. Скверный нрав имел Хёрд и
вдобавок был трусоват. Когда Арни думал об отце, он неизменно вспоминал Свана.
Вот чьим сыном он назвался бы с радостью. Хоть приёмным. А если не суждено, так
и Хёрд здесь ни при чём.
Может, к Арни, как некогда к безродному Оттару, явится
верхом на вепре ласковая Богиня Фрейя. Разбудит под землёй вещую великаншу и
заставит рассказать ему о родне. Нет, навряд ли. Когда-то Боги и впрямь жили
среди людей, но те дни давно миновали. И притом Оттар действительно был из
хорошего рода, но только никто об этом не ведал. Арни родился рабом и сыном
рабыни. Светлой Фрейе не о чем было бы ему рассказать.
Но он знал ещё и то, что родившийся невольником не всегда им
умирал. Во все времена герои сами выращивали свою судьбу.
2
Пока Арни гнал коров вниз, ему почти не удавалось взглянуть,
что делалось в море. И всё-таки он видел – корабли медленно ползли к берегу;
они осторожно двигались на вёслах, и следовало думать, что на носу каждого
стоял человек с гибким шестом, внимательно щупавший глубину. Боевой корабль не
боится застрять на мели, но притаившийся камень способен его погубить.
Может быть, к вечеру они войдут в фиорд.
Арни срезал хворостину и принялся подгонять ленивых коров.
Фридлейв хозяин наверняка прикажет спрятать стадо, чтобы викинги не перерезали
на мясо весь скот. Корабли надо было опередить. Арни полагал, что это удастся.
Почему-то он был уверен, что первым принесёт вести во двор.
Он ошибся. Едва его стадо миновало лесок, как навстречу верхом на лошади
попался сам Фридлейв Богатей. Отсюда уже было видно устье фиорда, и Фридлейв
всё оглядывался – не показались ли корабли. Мимо по дороге одна за другой
катились повозки, нагруженные добром. Хозяин не надеялся оборониться от
страшных гостей. Возницы надрывали глотки, крича на лошадей. И даже крепкий
мохнатый конёк под Фридлейвом, обычно спокойный, чувствовал общее волнение,
плясал и вертелся.