Цена всех вещей - читать онлайн книгу. Автор: Мэгги Лерман cтр.№ 28

— Правда?

— Да, правда! Возможно, я и не пребываю в прострации целыми днями, но это не значит, что я не переживаю. Что вы вообще за врач, если настаиваете, что я должна страдать так же, как все остальные? Я переживаю горе собственным способом.

Несколько секунд доктор Питтс выглядела удовлетворенной, что невероятно выводило меня из себя.

— Гнев — это хорошо, — заявила она, и у меня тут же возникло жгучее желание перевернуть кофейный столик и выскочить вон. Если в ее планы входило довести меня до белого каления, что ж, браво. — Расскажи мне о своих родителях.

— Нет, — выплюнула я прежде, чем успела взять себя в руки.

— Почему нет?

— Они умерли почти десять лет назад. Это не важно.

— Ты потеряла их. Ты потеряла Уина. Есть из-за чего злиться.

— Я злюсь на вас, а не из-за того, что люди умирают!

Она кивнула так, словно ей постоянно признавались в подобных чувствах. Может, так оно и было.

Я заставила себя откинуться на спинку дивана. По моим ощущениям движение вышло плавным и спокойным. Мне хотелось показать, что я чувствую себя, как дома. Однако я прекрасно понимала, что доктору Питтс я, возможно, напротив, кажусь злой и дерганой. Как это и было на самом деле.

Я вспомнила о своих новых записях. Каждое утро я вставала, поворачивалась к камере, включала какую-нибудь музыку и пыталась выполнить несколько танцевальных комбинаций: что-нибудь случайное, пробное задание для Института, даже хореографический кусок из прошлогоднего мюзикла. Я все это прекрасно помнила. И мысленно могла представить.

Я через силу выполняла каждое движение, спотыкалась и падала, но продолжала двигаться, хотя и понимала, что будет на камере. Я и пародия на балет. Я, напоминающая одну из тех девочек, которые в пубертатный период теряют уверенность в себе, только в сто раз хуже, потому что уверенность осталась при мне — я потеряла контроль над собой.

В танце, чтобы суметь выразить эмоции, которые несет музыка, необходимо ее прочувствовать. Я должна была показать любовь, страх, гнев, счастье и все, чего требовал этот кусок. Музыка выводила чувства на передний план, а алхимический процесс в моей голове преобразовывал их в шаги и движения, чтобы те, кто на меня смотрит, переживали эти чувства вместе со мной.

Теперь, хотя мне и казалось, что я ощущаю любовь, страх, гнев, счастье или что-то еще, но мозг не мог трансформировать эти чувства в движения и жесты. Я потеряла связь.

Поудобнее устроившись на диване у доктора Питтс, я изо всех сил старалась выглядеть равнодушной, словно присела на этот диван случайно, просто так.

Мне вдруг пришло в голову, что, если я не найду способ остановить Эхо, ходить к психотерапевту мне больше не придется. После того как она всем разболтает, доктор Питтс больше не станет побуждать меня к выражению скорби и пытать по поводу Уина. Это было бы здорово. Возможно, это было единственной хорошей новостью.

— С чего вдруг? — спросила я. Я имела в виду, что мне не с чего злиться, но доктор Питтс поняла это по-своему.

— С того, что горе, разочарования и трагедии будут всегда. С того, что ты должна научиться обращаться с ними, чтобы это не разрушило твою жизнь. С того, что тебе необходимо избавиться от страха. Ты отказываешься говорить о родителях. Ты практически ничего не смогла рассказать мне об Уине. Но я проезжала мимо того места на дороге, где он разбился, и видела там записки, знаки памяти, напоминания. В чем разница между тобой и этими людьми?

— Они его не знали. По-настоящему.

— Но ты знала. Я не хочу, чтобы ты спалила своего плюшевого мишку на жертвенном костре, но подумай о том, зачем все эти люди решили почтить память Уина таким способом. Они могли ничего не оставлять на дороге, но поступили по-другому. Им было необходимо выделить это место.

Естественно, они хотели сохранить память о нем. Именно это она имела в виду. И хотя большую часть времени она сводила меня с ума, иногда я выходила из ее офиса под большим впечатлением. От того, чтобы превратиться в ее обычного пациента, меня удерживали не страх и не упрямство. Это было дело рук прежней Ари.

После того как сеанс закончился, уже сидя в машине, я спросила себя, в чем же все-таки дело. Пока я не обнаружила тот тайник с деньгами, передо мной не стояло никакой дилеммы. Вся эта ложь, попытки убежать в «балет», занятия со скорбным выражением лица, вопросы доктора Питтс — все это не имело значения.

Прежняя Ари украла деньги у своего мертвого парня, а платить по счетам вынуждена была я. Соорудить для Уина этот мемориал у дороги было моей идеей. Я не могла ощущать горя, поэтому решила откупиться деньгами.

Я завела машину, но, вместо того чтобы поехать в «Свит Шоппе», где в полдень начиналась моя смена, я направилась к скобяной лавке Уотерсов, чтобы поговорить с Маркосом.

В среду я впервые за долгое время проснулся, не испытывая желания выть от тоски. Конечно, сказать, что кругом щебетали птички, зеленела травка, любовь переполняла мое сердце, и прочую чушь, было нельзя. Но я чувствовал себя… лучше. Впервые с того момента, как умер Уин. Словно вместо того, чтобы быть заживо погребенным в дерьме, меня сделали невесомым и погрузили в более приятную субстанцию. Дышать стало легче.

После пикника я виделся с Дианой каждый день. Я даже не заботился о том, что она может решить, будто мы пара. Сама она по этому поводу ничего не говорила. Я мог ей позвонить или прийти к ней прямо домой, потому что это казалось правильным и мне этого хотелось.

До сих пор я не предпринимал никаких попыток к близости, хотя временами и думал об этом. Иногда мне хотелось наклониться и поцеловать ее посреди какой-нибудь фразы или залезть ей под рубашку во время просмотра телика. Я мог это сделать. Она никогда не давала мне знать, что против чего-то подобного. Но тот факт, что я мог это сделать, портил всю идею, заставляя задуматься, а правда ли оно мне надо.

Она была не похожа на тех девушек, которые обращают на себя внимание только для того, чтобы ты их захотел, и слушают твои разговоры потому, что тебе это должно быть приятно. Диана слушала меня потому, что хотела этого. Она не стеснялась удивляться новому, вместо того чтобы встречать все незнакомое фырканьем.

Раньше я считал ее тенью Ари. Она молча сидела рядом с подругой за ланчем и исчезала, как только мы с Уином заговаривали с Ари возле шкафчика. Она не была такой же насмешливой и уверенной в себе, и поэтому казалось, что в ней нет ничего интересного. И ловить там нечего.

Но теперь она казалась совершенно другой. Диана была права: после того, как Ари оказалась занята, ей пришлось что-то предпринимать. Становиться кем-то. Она по-прежнему не была ни смешливой, ни горделивой, как Ари и другие девочки. Однако оказалось, что помимо смешливости и зазнайства существует куча других вещей. Например… сочувствие. Возможно, в социальном смысле для этого можно подобрать более подходящее слово. Глубокомысленность, относящаяся не к умению удачно выражать мысли, а к наполненности этими мыслями. Нелоботомизированность.