– Вот козел-собака! – нервно выругалась Тяпа. – Да это же тот самый негодяй из взорванного берлинского кафе, разве нет?!
– Да-да-да, – тихо протарахтела Нюня.
Разумеется, никто, кроме меня, их не услышал. А я постаралась ничем не выдать своего смятения.
У меня было преимущество: я-то «голливудского парня» узнала, а он меня – нет. Спасибо мсье Ля Бину, он очень надежно спрятал меня среди клонов!
Тяпа моя злорадно захохотала, а Нюнечка напомнила, что в детстве я была чемпионкой двора по игре в прятки.
Так что мы еще посмотрим, кто кого!
После того как голливудский типчик с фотоаппаратом отщелкал всех нас оптом и в розницу, во всех возможных ракурсах и позах, за исключением парных по Камасутре, Просто Боб объявил, что теперь грим можно снять. Когда понадобится, мсье Ля Бин его восстановит. Поскольку встречаться с женихом нам предстоит не всем колхозом, а поштучно, входить в образ надо будет непосредственно перед свиданием.
– И это очень хорошо, потому что с нашлепкой на носу я чувствую себя клоуном, – пожаловалась мне Катя.
С полномочной представительницей Рязани у маэстро возникла непредвиденная сложность.
Фотография, которую без спросу разместила в Интернете Катина младшая сестра, была с пристрастием обработана в фотошопе и в результате мастерски скрывала тот факт, что у эффектной платиновой блондинки имеется простецкий курносый нос.
Чтобы сделать его прямым, мсье Ля Бину пришлось заняться не только рисованием, но и лепкой. Одними светотеневыми приемами с помощью красок тут было не обойтись: без специальной налепки носик-курносик все равно выдал бы себя в позиции «в профиль».
Теперь, возвращая себе прежний облик, Катька яростно соскребала с носа липкую мастику.
Я подала ей влажные салфетки.
– А ты так и будешь ходить затемненной в цвет рубероида, как стекла в окнах пижонской машины? – сердито спросила она меня, завершив демакияж.
Я не спешила избавиться от грима, чтобы не подарить прежде времени радость встречи и счастье узнавания голливудскому типчику. Как и маэстро с помощницей, он остался на острове, так что мы могли столкнуться нос к носу в любой момент.
Но объяснять свои резоны Катерине я не стала.
Сказала только:
– Мне этот грим не особо мешает.
– Конечно, у тебя на лице всего лишь ложка гуталина, – фыркнула Катька. – Везучая! Ты больше всех похожа на желанную мадам.
– С чего ты это взяла?
– С того, что маэстро обработал тебя за три минуты! А надо мной он трудился в пять раз дольше!
– Может, мастер просто устал, – я пожала плечами. – Полностью выложился, добросовестно гримируя одиннадцать девушек, и на двенадцатой немного схалтурил. И вообще, не забывай, что до сих пор речь шла только о лице, а у мадам еще какая-никакая фигура имелась.
– Да, фигура – это аргумент!
Катерина сначала расплылась в улыбке, потом вновь нахмурилась.
– Ну, что еще не так? – досадливо спросила я.
Катькины переживания мешали мне отдыхать.
Свои собственные тревоги я на время отодвинула, как шкаф, сделав это в четыре руки, на пару с волевой Тяпой. Теперь именно она напрягалась в дальнем закоулке подсознания, героически, как одинокая кариатида, удерживая от фатального падения мое настроение. Нежная Нюня, забыв обо всем, наслаждалась прекрасным видом.
Мы с Катей сидели в тени олив, у слегка замшелых мраморных ног дискобола, и любовались закатом.
Круглое красное солнце, похожее на помидор, уже выпуталось из бахромы серебристой листвы и почти соприкоснулось с гладкой золотой водой, похожей на разлитое масло. Эта картинка была настолько в духе средиземноморской кухни, что сошла бы за иллюстрацию к поваренной книге.
Я подумала, что не удивлюсь, если закат сопроводят шкворчанье, обжигающие брызги и вкусный запах жареного томата.
Но Катерину собственные прелести волновали гораздо больше, чем красоты природы.
– Фигуры у нас слишком разные! – с сожалением, которое я отчасти разделяла, напомнила она мне. – Хорошо, если у покойной мадам был четвертый размер груди, как у меня. Тогда кое-кому придется затолкать в бюстгальтер полпуда ваты. А если у нее был всего лишь первый номер?
– Тогда мировые запасы ваты не пострадают, – ухмыльнулась я.
– К черту вашу вату! Я-то как смогу замаскировать свою грудь?!
– Да, это проблема, – с легкостью согласилась я и снова уставилась на закатывающееся солнышко.
Катерина поерзала и решительно объявила:
– На операцию по уменьшению бюста я не соглашусь – за все их миллионы!
– И это правильно.
Катька никак не могла успокоиться.
– А волосы? – встревоженно спросила она. – Как ты думаешь, что они будут делать с нашими волосами?
– Я слышала, как Ля Бин объяснял Просто Бобу, что с прической он поработает позже, потому как это дело гораздо более долгое, чем макияж.
– Вот! – Катька взволновалась пуще прежнего. – Значит, будут красить! А может, еще и завивать или даже стричь! Кто ее знает, ту мадам, вдруг она была брюнеткой со стрижкой полубокс? Или вообще – плешивой? А я – натуральная блондинка! И оттенок волос у меня такой редкий, что парикмахеры не рекомендуют перекрашиваться, потому что вернуть свой родной цвет мне уже никогда не удастся! И стричься я не хочу, я семь лет косу растила!
– Значит, пошлешь капризного миллионера к чертовой бабушке и вернешься со своей косой в родную Рязань! – потеряв терпение, рявкнула я. – Давай помолчим немного, а? Смотри, какая красота!
– Да, крепкие булки! – восхитилась моя собеседница.
В мою концепцию гастрономического заката булки не вписывались. Мимолетно удивившись тому, какие разные у нас с Катькой ассоциации, я отвернулась от нее и тут же поняла, что мы восторгались разной натурой.
У Катерины слюноотделение вызвал не помидорно-масляный закат, а темнеющая на его фоне аппетитная мужская фигура. А «булками» она назвала действительно крепкие, гладкие, бронзовые ягодицы, которыми мы могли любоваться беспрепятственно, потому что их счастливый обладатель безмятежно прогуливался у бассейна голышом.
Хотя нет, он не вольно прогуливался, он с томящей медлительностью погружал в воду сачок на длинной палке – чистил бассейн.
– Так это же наш Аполлон! – по-детски обрадовалась знакомой обнаженной натуре Тяпа.
Бронзовый красавец обернулся.
– Т-с-с-с… Давай-ка и впрямь посидим тихонечко! – прошептала Катерина, удобно устанавливая подбородок на кулачках. – Полюбуемся молча, чтобы не спугнуть красоту!
– А где же его рыжекудрая Афродита? – задумалась Нюня.