Делано зевнув, я поднялась с дивана и подошла к креслу, на котором развалился Андреев.
– Виктор Петрович, можно, я включу телевизор? Хотя бы без звука. Там сериал, я и так уже начало пропустила…
Пряча улыбку, Андреев кивнул на лежащий на столике пульт.
Я чуть отвернулась, защелкала кнопками, перебирая каналы. А сама лихорадочно соображала, где тут находится кнопка записи DVD.
– Где же мой любимый фильм? – Я старалась, чтобы в моем голосе сквозило искреннее огорчение. – Вы представляете, там такой момент ответственный. Она ждет ребенка, но не от того парня, за которого собралась замуж. А жених все узнал, и…
– Умолкни! – раздраженно крикнул Орехов, отрываясь от экрана ноута.
– Уже…
Все получилось как надо. В телевизоре замелькали актеры, судя по внешности, вполне мексиканские. DVD-проигрыватель прилежно писал это дело. Загоревшаяся на проигрывателе красная лампочка красноречиво свидетельствовала: диск находился внутри – иначе бы техника прилежно сообщила, что операция невозможна…
– Хорошо, – не унимался «мент», он же режиссер, – тогда давайте пригласим в студию родителей Николаса. Пусть расскажут, как это больно – потерять сына. Полет, прерванный в начале, нераспустившийся бутон. Зрители обрыдаются!
– Обрыгаются они, – сухо отозвался ведущий. – Опять провинция! Николас этот вообще не россиянин. Тебе легко говорить – пригласим. Конечно, это не ты будешь выкладываться, пытаясь раскачать этих дебилов.
– Сереженька, а ты сам-то откуда в Москву попал? Из Харькова, если не ошибаюсь?
– Это было давно и неправда. За пределами Садового кольца жизни нет. Это граница, отделяющая нормальных людей от быдла.
Я краем уха прислушивалась к этой перепалке, и мне было так стыдно, что я даже стала меньше тревожиться за собственную судьбу.
А ведь я стремилась в этот мир…
Я могла бы стать такой же высокомерной и циничной…
Какое же это все зловонное болото…
В конце концов режиссер с ведущим нашли компромисс: решили пригласить для участия в программе популярную певицу, которая возглавляла жюри на «Кузнице звезд». Через эту программу в свое время прошли и Николас, и Арина. И Орехов решил, что певица достаточно гламурна для того, чтобы принимать участие в своем суперэлитном шоу.
– А теперь займемся Машей, – Орехов махнул мне рукой. – Давай сюда.
Я быстро вскочила с кресла и переместилась на диван.
Телевизор продолжал работать. Я опасалась, что адвокат его выключит, и тогда, наверное, запись прервется. Но Виктор Петрович был погружен в изучение каких-то документов. В кресло перед экраном быстро уселась Настя, переключила на свое фэшн-ТВ. Никто по-прежнему не замечал, как на диск с моими мучениями записывается изображение с телевизора…
– Маша, давай мы с тобой порепетируем, что ты будешь рассказывать перед камерой, – распинался Сергей с таким высокомерным видом, как будто он был богом, а я какой-нибудь мелкой ничтожной блохой. – Очень важно продумать твой рассказ, чтобы ты чувствовала себя на записи уверенной.
– Давайте репетировать, – с готовностью согласилась я. – Я тоже хочу хорошо выглядеть. Не каждый день меня на такие программы зовут. А что делать надо?
– Рассказывать. Как ты пришла в студию, как все произошло.
– Я туда пришла, чтобы Николаса снять. Только не на фотоаппарат. Фотоаппарат – это так, для прикрытия. Я его как мужчину хотела снять, понимаете?
Адвокат посмотрел на меня поверх очков и хихикнул:
– Хороша наша Маша!
– Думала я себе мужчинку знаменитого найти. А то зачем мне мужик обыкновенный? Правильно я говорю? Что он мне тудема-сюдема для жизни даст?
Орехов нервно сглотнул слюну и пробормотал:
– Маша, эти пикантные подробности давайте оставим за кадром.
– А как это?
– Не будем мы про это говорить.
– Хорошо. Как скажете. Хотя мне, тудема-сюдема, намерениев моих стыдиться нечего. Я все как на духу говорить готова.
Режиссер расхохотался и толкнул ведущего в бок:
– Москва Москве рознь, Сережка. Ты подумай насчет родителей. Может, с ними попроще будет.
– Маша, я очень вас прошу не употреблять в своей речи «тудема-сюдема». Повторяйте за мной: я договорилась с продюсером Николаса о проведении фотосъемки. А потом певец мне сказал, что продюсер заставляет его употреблять наркотики, – старательно выговорил Орехов.
Я повторила эти фразы и захлопала ресницами.
– А дальше что было?
– А дальше, туд… в смысле едрен батон… ой, я вся прямо так волнуюсь…
Режиссер нервно закурил, выпустил облачко дыма и заметил:
– Сережка, это она еще без камеры так заикается. У нее в студии вообще нервный тик начнется. А ведь завтра на двенадцать часов уже студия заказана. Надо переносить, мы за сутки ее не натаскаем!
– Ничего у меня, едрен батон, не начнется. Никакого тика, что я, нервная, что ли! Сами сначала на шоу позвали, а потом к словам цепляетесь!
– Маша, я вас очень прошу, – застонал Орехов, хватаясь за голову, – не произносить еще ваше выражение «едрен батон». Где вы таких слов набрались?!
– В пиццерии. Я там работала раньше. А вообще, Сережа, что-то вы мне «выкать» вдруг стали? Не надо, со мной по-простому можно.
– Слушайте, да придуривается она! – возмутился вдруг появившийся в холле прыщавый урод. – Вы поосторожнее с этой девицей! Я по базе пробивал ту крутую тачку, на которой она из кафе смылась. Помните, я же вам говорил, это была машина самого Грановского.
– Ой, а кто это? – мне кажется, вполне натурально изумилась я. – Хотя он мне свою фамилию не называл. Я из кафе выбежала, вижу, машина. Думаю, дай спрошу, может, подбросит? Хотя на таких тачках бомбилы не ездят. Он и подбросил, потом, правда, минет попросил сделать, но я же не какая-нибудь там минетчица…
– Так, с этим надо что-то делать, – Сергей бросился к барной стойке, налил себе виски. – Так работа не пойдет. Маша, я напишу вам текст, вы его наизусть выучите, договорились?
Я не успела ничего ответить, как режиссер вмешался:
– Сережа, так нельзя. Пусть сама напишет, а мы поправим. Ты пойми, она будет пытаться вспомнить твою лексику, и это все испортит.
И у меня вдруг появилась идея!
– Конечно, давайте я вам все напишу. Все, как было, напишу, а вы потом почитаете и, если надо, поправите. Чтобы по-умному все смотрелось. Все-таки надо в шоу достойно выступить.
Орехов протянул мне блокнот в дорогом темно-зеленом кожаном переплете и серебристую стильную ручку.
– Прошу.
Я прилежно зашелестела страницами, взяла ручку и…