– Я понимаю, как тебе трудно, но мы не можем вечно бегать с места на место.
– Я сказала, что знаю, где статуэтка. Переправь меня в Нью-Йорк.
– Клео…
– Черт побери, перестань гладить меня по голове, словно щенка! – Она оттолкнула Гедеона локтем и принялась рыться в сумочке. – Вот! – Клео сунула ему в руку фотографию, полученную с помощью сканера.
Гедеон посмотрел на листок, потом поднял глаза и уставился на Клео.
– Это еще что за чертовщина?
– Чудеса технологии. После нашей памятной встречи я позвонила из «Даун Андер». Попросила сделать фотографию и прислать ее мне на компьютер Марты. Подумала, что ты дашь мне денег и купишь билет на самолет, как только получишь доказательства, что статуэтка у меня в руках. Но не успела, потому что началась погоня. То, что на нас набросились два бандита, повысило ставку.
– И ты до сих пор не удосужилась показать мне эту бумажку?
– Девушкам приходится соблюдать осторожность, Ловкач. – В голосе Гедеона слышался холодный гнев, но Клео не было до этого дела. – Когда мы удирали из Праги, я не была уверена, что ты не Джек Потрошитель. В таком положении все карты на стол стала бы выкладывать только идиотка. Мне нужно было найти рычаг, с помощью которого я могла бы тобой управлять.
– И ты его нашла? – негромко спросил Гедеон.
– Да. Даже целых два. Во-первых, мать научила тебя не бить женщин. Во-вторых, я нужна тебе, если ты хочешь увидеть эту штуку в натуре, а не на картинке.
– Где она?
Клео упрямо покачала головой.
– Отправь меня в Нью-Йорк.
– Сколько у тебя денег?
– Я не собираюсь платить.
Салливан молча схватил ее сумку. Клео впилась в нее ногтями и рванула обратно.
– Ладно, будь по-твоему. У меня около тысячи.
– Крон?
– Долларов. Я успела их обменять.
– У тебя была с собой тысяча долларов, и за все это время ты не рассталась ни с одним паршивым центом?
– С двадцатью пятью фунтами, – поправила она. – За серьги.
Гедеон неловко выбрался из телефонной будки.
– Клео, ты удачно вложила деньги. Мы летим в Нью-Йорк за твой счет.
Когда Анита Гай устраивала обед с клиентом, она делала это на широкую ногу. Как правило, расходы относились к категории служебных издержек. Если же клиентом был привлекательный мужчина, заманить его в постель становилось для нее делом чести.
Джек Бардетт вызывал у нее интерес. Он не был ни светским, ни лощеным и не имел такой родословной, как ее обычные спутники, но относился именно к тому типу мужчин, которых она предпочитала в качестве любовников.
Длинные волосы обрамляли лицо с резкими чертами, скорее сексапильное, чем красивое. Уголок губы пересекал еле заметный шрам, полученный во время драки в каирском баре, когда его выбросили в окно. Во всяком случае, ходили такие слухи. Сами губы были чувственными и даже сластолюбивыми. Фигура у него была не хуже лица. Анита сделала вывод, что в постели этот мужчина покажет класс. Дело оставалось за малым.
Когда-то его семья была богатой, но все пропало во время биржевой катастрофы двадцать девятого года. Джек воспитывался не в роскоши и сколотил неплохое состояние благодаря собственной фирме, занимавшейся электронными охранными системами.
Когда-то Джек был женат, но развелся. Домов у него было несколько. Один из них, находившийся в Сохо, представлял собой перестроенный склад. Когда Бардетт прилетал в город, то жил там один. Он постоянно путешествовал, как по делам, так и для собственного удовольствия.
Человек, пробившийся своими силами, думала она, потягивая вино. В тридцать четыре года зарабатывающий миллионы. Вполне достаточно, чтобы позволить себе еще одно хобби. Коллекционирование. И коллекционировал главным образом предметы античного искусства, причем достаточно хорошо известные.
Одна Судьба уже лежала в ее сейфе, и Анита надеялась, что Джек Бардетт подскажет ей путь к остальным.
– Итак, Мадрид… Расскажите мне о нем, – промурлыкала она, перекрывая негромкие звуки квартета Моцарта. Анита велела накрыть столик для двоих на уставленном цветами балконе гостиной ее городского дома. – Я никогда не была в Испании, но всегда мечтала попасть туда.
– Было жарко. – Он отправил в рот еще один кусочек «Шатобриана». Конечно, сыр был самим совершенством, под стать вину, музыке и легкому аромату вербены и роз. Не говоря о лице и фигуре женщины, сидевшей напротив.
Но Джек не верил в совершенство.
– У меня было не так уж много времени для прогулок. Клиент попался очень требовательный. Настоящий параноик. Пообщайся я с ним еще немного, пришлось бы подать в отставку.
– Кто это был? – Когда Джек только улыбнулся в ответ и продолжил трапезу, она надула губы. – Джек, вы ужасно скрытный. Едва ли я отправлюсь в Мадрид, чтобы преодолевать вашу охранную систему и грабить этого человека.
– Клиенты платят мне за конфиденциальность. И получают то, за что платят, – добавил Бардетт. – Кому это и знать, как не вам?
– Именно поэтому я нахожу вашу работу такой интересной. Все эти сложные системы охранной сигнализации, одни инфракрасные, другие реагирующие на движение… С вашим опытом вы могли бы стать чертовски хорошим взломщиком, верно?
– Преступления приносят прибыль, но не слишком большую. – «Ей что-то нужно от меня», – подумал Джек. Об этом говорила интимная трапеза на дому. Анита любила дорогие рестораны, где можно было себя показать и на людей посмотреть.
Если бы Бардетт дал волю своему самолюбию, то мог бы убедить себя, что у нее на уме секс. Он не сомневался, что секс этой женщине по душе и что она с удовольствием пользуется этим средством для достижения своих целей. Но тут было что-то еще. Эта женщина безжалостно манипулировала людьми, и Джек не осуждал ее за это. Но не собирался становиться ни новым трофеем на ее битком набитой полке, ни новым орудием в ее грозном арсенале.
Он позволял Аните руководить беседой. Торопиться было некуда. Анита была гостеприимной хозяйкой, привлекательной женщиной и интересным человеком, разбиравшимся в искусстве, литературе и музыке. Хотя он не всегда разделял ее вкусы, но ценил их.
Во всяком случае, дом ему нравился. При жизни Пола Морнингсайда он нравился ему больше, но это дела не меняло. Дом есть дом. А этот дом был настоящей жемчужиной. Жемчужиной, ценность которой возрастала с каждым десятилетием. И продолжала возрастать, несмотря на старания ее хозяйки. Камины работы Адама всегда будут великолепной рамой для языков пламени. Уотерфордские люстры всегда будут отбрасывать искрящийся свет на начищенный пол, сверкающий хрусталь и расписанный от руки фарфор независимо от того, кто будет греться у огня или нажимать на выключатель. А резные венецианские стулья останутся такими же изящными независимо от того, кто будет сидеть на них. Именно поэтому он так ценил все старинное и редкое.