Когда зазвучала знакомая музыка, она выбросила из головы все, что не относилось к номеру. Клео сосчитала такты. Едва вспыхнул свет, она выпорхнула на сцену.
Кружка сидевшего у стойки Гедеона застыла на полпути ко рту.
Она была одета в мужской костюм, но принять ее за мужчину мог бы только слепой, сидящий верхом на несущейся галопом лошади. Двигалась она так, что даже деловой костюм в полоску казался на ней эротичным.
Звучал американский рок. Танцовщицу освещал голубой луч прожектора. Гедеон по достоинству оценил выбор музыки. Только умный и ироничный человек мог раздеваться под песню Брюса Спрингстина «Прикрой меня». Гедеон следил, как Клео расстегнула пиджак и, не переставая двигаться, сняла его. Выступая на сцене, другие девушки кружились, извивались и прыгали, а эта танцевала. В ее движениях чувствовались неподдельный вкус и талант.
Но когда во время одного из стремительных поворотов она сбросила с себя брюки, Гедеон на мгновение забыл о вкусе.
Боже, какие ноги!
Она сделала у одного из шестов три круга, сильно прогнувшись назад. Тяжелый узел на затылке рассыпался, и волосы черным водопадом заструились по плечам. Гедеон не заметил, когда Клео расстегнула рубашку, но сейчас под ней виднелась полоска черных кружев, обтягивавшая высокую, упругую грудь.
Салливан пытался внушить себе, что грудь силиконовая и не должна вызывать у него никакого интереса. Но когда Клео сбросила рубашку, у Гедеона потекли слюнки.
Не сводя с Клео глаз, он сделал глоток пива.
Она заметила его после первого па. Рассматривать ирландца у нее не было ни времени, ни желания. И все же Клео постоянно ощущала его присутствие в зале. Что ж, пусть смотрит. За это ей и платят.
Повернувшись спиной к публике, она расстегнула лифчик. Потом прикрыла грудь руками и обернулась к залу. Теперь ее кожа покрылась легкой испариной, на губах играла ледяная улыбка. Она посмотрела в глаза собравшимся в зале мужчинам, рассчитывая, что это заставит их расстаться со сложенными в несколько раз купюрами.
Оставшись в крошечных черных трусиках и туфлях на высоких каблуках, она отбросила волосы назад и низко поклонилась. Пусть видят то, за что они заплатили.
Клео не обращала внимания на прикосновения жадных пальцев к своим бедрам и считала лишь деньги, которые совали под резинку ее трусиков. Когда один перепивший клиент потянулся к ней, Клео сделала шаг назад и погрозила ему пальцем. Счесть этот жест игривым можно было только по ошибке. «Болван», – беззлобно подумала она.
Она сделала «мостик» и снова выпрямилась.
Потом повторила то же самое с другой стороны сцены. И тут сумела как следует рассмотреть мужчину у бара. Их взгляды встретились; визуальный контакт продолжался несколько секунд. Он поднял кредитку и вопросительно поднял брови.
А потом вернулся к своему пиву.
Клео жалела, что не заметила достоинство купюры, но решила потратить пять минут своего времени, дабы выяснить, на что он способен.
Однако торопиться она не стала. Сначала приняла душ, а потом натянула джинсы и майку. Клео редко спускалась в зал после выступления, но верила, что Карл и еще один вышибала, которого Марта держала специально для таких случаев, сумеют оградить ее от посягательств клиентов. Тем более что почти все мужчины смотрели на сцену и не слишком интересовались женщинами, сидевшими рядом.
«Кроме Ловкача у стойки», – подумала она. Он не смотрел на сцену, хотя номер, шедший сейчас, на профессиональный взгляд Клео, был лучшим в программе. Когда Клео шла к бару, ирландец не сводил с нее глаз. И смотрел не столько на ее грудь, сколько на лицо.
– Тебе что-то нужно, Ловкач?
Голос Клео удивил его. Он был звучным, бархатистым и ничуть не вульгарным, как можно было ожидать от женщины подобной профессии.
Лицо Клео было под стать ее телу. Яркое, чувственное, с темными миндалевидными глазами и полными алыми губами. У внешнего края правой брови красовалась родинка. Именно такие родинки называют «печатью дьявола». Смуглая кожа делала ее еще больше похожей на цыганку.
Она благоухала мылом. И потягивала минеральную воду из горлышка высокой бутылки. Еще одна иллюзия разлетелась в прах.
– Если вы Клео Толивер, то да.
Она прислонилась к стойке бара.
– Я не принимаю приглашений на вечеринки.
– Но разговаривать вы умеете?
– Только если есть о чем. Кто сообщил тебе мое имя?
Вместо ответа Гедеон снова показал кредитку, вид которой заставил Клео задумчиво прищуриться.
– Думаю, этого хватит за часовую беседу.
– Возможно. – Клео не могла поручиться, что этот человек не подонок, но сомневаться не приходилось: скупым он не был. Она потянулась за купюрой и ощутила досаду, когда Гедеон отвел руку.
– Когда вы заканчиваете?
– В два. Послушай, может быть, скажешь, чего ты от меня хочешь? Тогда я могла бы решить, интересует ли меня твое предложение.
– Побеседовать, – повторил Гедеон и разорвал кредитку пополам. Одну половинку он вручил ей, вторую спрятал в карман. – Если хотите получить недостающее, встретитесь со мной после закрытия. В кафетерии гостиницы «Венцеслав». Я буду ждать до половины третьего. Если не придете, каждый из нас лишится пятидесяти фунтов. – Он допил пиво и поставил кружку. – Мисс Толивер, номер у вас замечательный и, судя по всему, прибыльный. Но не каждый день можно заработать пятьдесят фунтов, просто посидев за столиком и выпив чашечку кофе.
Когда он встал и шагнул к двери, Клео нахмурилась.
– Ловкач, а имя у тебя есть?
– Салливан. Гедеон Салливан. Прощаюсь с вами до половины третьего.
4
Клео никогда не упускала своего шанса, но у публики не должно было сложиться впечатление, что ради этого она готова на все. Театр основан на иллюзиях. Как сказал Шекспир, весь мир – это одна большая сцена.
Она пришла в кафетерий за две минуты до назначенного срока. Если какой-то чокнутый с красивым лицом и сексуальным голосом хочет заплатить ей за беседу – что ж, это ей только на пользу. Она уже выяснила курс обмена ирландских фунтов на чешские кроны и до последнего геллера подсчитала сумму с помощью калькулятора, который носила в сумочке. В ее нынешнем положении эти деньги будут далеко не лишними. Она не собиралась долго зарабатывать себе на жизнь, раздеваясь перед кучкой сластолюбивых самцов. Точнее, Клео и в голову не приходило, что источником ее существования – пусть временным – будет стриптиз в пражском ночном клубе.
Она сама признавала, что совершила глупость. Попала в ловушку, клюнув на привлекательную внешность и льстивые речи мошенника. Оказалась без гроша за душой в Восточной Европе, не зная ни слова по-чешски, и делала все, чтобы свести концы с концами.