— У, змей подколодный! — раздался над головой голос Аньки-младшей. — Глаза твои бесстыжие, аспид! Чтоб у тебя язык твой поганый отсох!
Мишка едва успел прикрыться рукой — зубья грабель летели прямо в лицо. Прикрылся плохо — боль рванула правую щеку, хорошо, хоть глаза уберег. Анька замахнулась еще раз, но грабли почему-то так и остались закинутыми за голову.
— А ну, не балуй!
Голос был молодой, совершенно незнакомый. Анька в ярости обернулась, и тут Мишка с маху врезал ей костылем сзади под колени. Девка выпустила грабли, плюхнулась задом на истоптанный снег и разрыдалась в голос.
Мишка поднял глаза. Перед ним, с граблями в руке, стоял незнакомый парень лет шестнадцати и протягивал руку.
— Давай поднимайся. Эк она тебе харю-то раскровенила, хорошо, не в глаз. Много воли вы своим бабам даете.
— А-а! Молодая, глупая. Меня Михайлой зовут, а тебя?
— Перваком.
Анька вдруг заверещала совсем уже резаной свиньей и попыталась пнуть брата по раненой ноге. Тут уж Мишка стесняться не стал и врезал костылем от души. Хотел по спине, благо толстый кожух гарантировал от переломов, а попал по затылку, хорошо, хоть вскользь. Анька лязгнула зубами и, похоже, прикусила язык, потому что сразу заткнулась и схватилась руками за рот.
— А это сестра моя, Анна, — светским тоном продолжил Мишка разговор. — Мы же воинское поселение, у нас и бабы на руку спорые. Эта еще ничего — девка дурная пока, а вот есть у нас тетка Алена, так та одним ударом самого здорового мужика с ног сшибает. Вот если бы я ей попался…
Мишка балабонил, а сам чувствовал, что катастрофически не попадает в тон. Парень смотрел как-то уж очень серьезно, по-взрослому, и Мишка начинал чувствовать себя мальчишкой-пустобрехом. Надо было как-то выруливать.
— Ладно, не обращай внимания, детство это все. Я пошутил, она обиделась. Спасибо тебе, выручил…
— Не спасет меня твой бог, — мрачно отозвался Первак, — я славянским богам требы кладу.
— Что ж…
Мишка снял шапку, поклонился, насколько получилось на костылях.
— Благодарствую, Первак, прости, не знаю по батюшке, пусть Велес пошлет плодородие твоей ниве и скоту.
— Нету у меня больше нивы, я ваш раб, и батюшки нет. Я сын Листвяны — вашей ключницы.
— Вот оно что…
«Господи, стыдно-то как. У парня такое несчастье, а мальчишка-барчук тут языком треплет. Еще и Аньку дурой обозвал, а сам-то».
— Слушай, у нас тут воинская школа есть. Давай туда? По возрасту ты годишься, Выучишься, оружие в руки получишь, и никакого рабства. Добычу из похода привезешь, мать и братьев выкупишь.
— Нет, — Первак отрицательно покачал головой. — Я старший мужчина в доме, не могу семью оставить. Может, братья… Так вы ведь креститься заставите.
— Крестить все равно всех будут, дед ни за кого виру платить не станет…
Анька вдруг опять взвыла дурным голосом. По подбородку у нее текла кровь, видимо, действительно прикусила язык или щеку. На шум постепенно начали собираться любопытные. Новая родня близко подходить опасалась, но головы торчали из-за всех углов и из дверей. Появился и Лавр, Первак сразу же повернулся к нему и отрапортовал:
— Лавр Корнеич, в кузне все сделано, как ты велел.
— Хорошо, — Лавр одобрительно кивнул. — Погоди пока, что тут случилось-то? Михайла, что с Анной?
— Пустое, дядька Лавр, поцапались немножко.
— Ничего себе «немножко»: у обоих рожи в кровище. Вы что тут устроили?
— Да я же говорю: пустяки, а кровь — это…
— Так! Кхе… Всем стоять! В чем дело?
Откуда вышел дед, Мишка даже не заметил, но атмосфера на подворье начала ощутимо сгущаться. Почувствовал это, видимо, не один Мишка — любопытные головы начали исчезать одна за другой.
— Я что сказал? Всем стоять! Хоть одна сука смоется, найду и ноги поотрываю!
Дед был грозен, как скандинавский бог, предобеденное пиво в сочетании с послеобеденным сном явно не пошло на пользу. Лицо набрякло, глаза покраснели.
«Ох, блин, сейчас что-то будет».
— Анька, чего воешь? — обратился Корней к внучке. — Кто тебе чавку расквасил?
— Они меня побили-и-и!
— Кто «они»?
— Они-и-и!
Анька ткнула пальцем в сторону Мишки и… Первака! Положение надо было срочно спасать.
— Деда, не так было!
«Блин, веду себя как пацан. Да что ж такое-то?»
— Молчать! Тебя не спрашивали!
«Ну уж нет!»
— Господин сотник, дозволь доложить?
Мишка попытался стать «во фрунт», но помешали костыли.
— Кхе… Ну?
— Девица Анна подслушивала наш разговор в новом доме, но…
— Подслушивала? — дед подбоченился и грозно глянул на Аньку. — Так! Дальше!
— …Но ничего не поняла и почему-то решила, что мы ругались, — продолжил доклад Мишка. — Когда вы с дядькой Лавром ушли, прицепилась ко мне с расспросами. Я решил наказать ее за любопытство и сказал, что к ней посватался обозный старшина Бурей, мол, из-за того и ругались. Она поверила и…
— Бурей? Хе-хе… К этой козе? Хе-хе-хе! — дед вдруг рассыпался мелким стариковским смешком. — Бурей! Хе-хе-хе! А она пове… Хе-хе-хе! А она поверила? Лавру… Ох… Хе-хе! Лавруха, слышь? Бурей по Аньке сохнет! Ну Михайла, ну… Ох, не могу. Хе-хе-хе!
По лицам окружающих начали расползаться улыбки, зазвучали смешки, хотя большинство присутствовавших, не зная Бурея, явно не могли по достоинству оценить юмор ситуации.
Дед, наконец отсмеявшись, снова придал себе строгий вид.
— Ну а дальше?
— Девица Анна обиделась, подстерегла меня во дворе, ударила по голове граблями и сбила с ног.
— Девка? Тебя?
— Я же на костылях, деда, — Мишка забыл про официальный тон. — И сзади, неожиданно. Я упал, а она еще раз зубьями по лицу. Пришлось ее костылем… Наверно, язык прикусила, вот и кровь.
— Та-а-ак. А он тут при чем? — дед кивком головы указал на Первака.
— Первак ее и пальцем не тронул, только грабли на третьем замахе придержал, а то бы я без глаз остался.
— Ладно, кто еще это все видел?
— Я видел!
Мишка оглянулся и обнаружил у себя за спиной Роську, стоящего с кучей лошадиной упряжи в руках.
— Господин сотник! Старший стрелок Младшей стражи Василий подтверждает все, что сказал старшина Младшей стражи Михаил!
«Врет! Его же здесь в тот момент не было».
— Ну да! Чтобы ты хоть слово Михайле поперек сказал… Кхе. А чего же не помог своему старшине?