– Бен Уэбстер, – сказал я Джекки, стоило нам выйти от Виктора. – Разве не так звали драматурга елизаветинских времен?
Джекки похлопала меня по плечу:
– Не думаю. Вас это нервирует, признайтесь?
– Да нет, – признался я. – То есть ни капельки.
Она чуть кривовато улыбнулась и пообещала:
– Вы справитесь. Не переживайте на этот счет.
Если честно, я совершенно не переживал по поводу игры. В конце концов, я играл всю свою жизнь, исполняя роль нормального человека и славного парня – кем на деле не являлся. И – если уж меня до сих пор не засадили за решетку и не застрелили – роль свою я исполняю отменно.
Мы вернулись в гардеробную как раз вовремя, чтобы увидеть, как Коди помогает Сильвии снимать мерку с руки Ренни. Ренни стоял перед ними, голый по пояс, и должен сказать, зрелище это было не особенно устрашающее. Жирным я бы его, конечно, не назвал, но и той физической формы, для сохранения которой Роберт прилагал столько усилий, у него тоже не было. Судя по его мускулатуре, Ренни уделял больше внимания не столько физическим упражнениям, сколько еде.
– Мисс Форрест? – произнес мелодичный голос рядом со мной. Я повернулся и увидел одного из ассистентов Сильвии.
– Да? – отозвалась Джекки.
Ассистент улыбнулся:
– Привет, меня зовут Фредди. Должен признаться, мне нравится, как вы работаете. Сильвия хочет примерить на вас платье для сцены похорон.
Джекки кивнула:
– А если Сильвия чего-то хочет…
– …то так оно и будет, – договорил Фредди. – Поверьте, уж я-то знаю. Я проработал с ней… сколько? Впрочем, – он снова улыбнулся и махнул рукой в сторону примерочных. – Не угодно ли пройти со мной?
Джекки взглянула на меня.
– Это может занять какое-то время. Кофе там, рядом с диваном. – Она улыбнулась и ушла с Фредди.
Я пошел посмотреть, как там Коди. Он оглянулся на меня и кивнул, что для него было равноценно улыбке до ушей.
– А, Декстер, – оживился Ренни. – Я так и знал, что ты вернешься, стоит мне снять рубаху. – Он напряг мышцы, вернее, сделал попытку: напрягать-то особо было нечего. – Что скажешь?
– Стой смирно! – рявкнула на него Сильвия, шлепком вернув его руки в надлежащее положение.
– Думаю, вам лучше надеть рубаху, – посоветовал я.
– Ну да, слишком много соблазна, да? Мне все об этом говорят.
Я не стал его разубеждать.
– Как тут дела у Коди? – поинтересовался я у Сильвии. – Он вам уши еще не оборвал?
Она покосилась на меня и тут же снова рыкнула на Ренни.
– Руку подними? Да левую же! – Не прекращая орудовать сантиметром, карандашом и блокнотом, она принялась рассказывать: – Коди замечательный мальчик и помощник отличный. – Сильвия одарила Коди своей жуткой улыбкой. – Только очень молчаливый. За все время не больше трех слов произнес.
– Если произнес хотя бы три, это уже круто, – заверил я ее. – Должно быть, вы ему понравились.
Коди посмотрел на меня лишенным всякого выражения взглядом.
– Где твоя сестра? – спросил я.
Он мотнул головой в сторону входной двери.
– Роберт, – коротко ответил он, сумев вложить в это имя максимум неодобрения.
Признаюсь, с моей стороны это было глупо, но я машинально посмотрел на дверь. Она ничего не сказала и даже не отворилась. Я провел с Джекки и Виктором никак не меньше десяти минут; ума не приложу, что можно смотреть в гримерной так долго. Впрочем, я же не одиннадцатилетняя девочка и не стареющий актер-гей. И да, я вспомнил, что держу в руке листок бумаги, подтверждающий, что сам я теперь тоже актер. Интересно, не прорежется ли у меня теперь тоже интерес к гримерной? Пока этого еще не произошло.
Так или иначе, если Эстор может провести столько времени, изучая румяна и тени для глаз, значит, ее фантазии насчет карьеры актрисы дошли до крайней точки. Я не видел в этом ничего опасного: стоит съемкам закончиться, и ей не предоставится нового шанса заглянуть в гламурный мир шоу-бизнеса – если, конечно, я не окажусь столь сокрушительно трогателен в своей роли камео, что это побудит меня начать собственную артистическую карьеру. Я не мог совершенно исключить такой перспективы, но все же она казалась маловероятной.
А пока Эстор могла еще предаваться своим мечтам, я решил воспользоваться мелкими привилегиями актерского ремесла. Поэтому подошел к кофейнику, налил себе чашку и взял из коробки пончик.
Каким-то образом мне удалось пережить этот день, и в конце концов мы сумели загнать и окружить Эстор и Коди и отослали домой с тетей Деборой. Это стоило нервов, что усугублялось тем, как ухмылялась Джекки при виде меня в роли Доброго Папочки Декстера. Лично я не считал это таким уж забавным и с облегчением вздохнул, когда Дебз наконец увела их прочь, а мы с Джекки отправились к себе в гостиницу перекусить и подготовиться к вечернему концерту Ренни.
От Джекки ожидалось больше, чем просто сидеть с остальной публикой и смеяться на камеру. Компания запланировала несколько интервью со звездами за кулисами шоу, в том числе и с Джекки. Из-за этого ей пришлось приехать пораньше, так что в театре Гусмана мы оказались в самом начале восьмого. Настоящее название театра – Центр сценических искусств Гусмана, и собственно театр занимает только часть его, а именно реконструированный кинотеатр времен немого кино двадцатых годов прошлого века. Здоровенная афиша над входом, прямо под сохранившимся с тех пор названием «ОЛИМПИЯ», гласила: «Только один вечер! РЕННИ БОДРО!»
У входа толпилось довольно много народа. Когда наш «линкольн» затормозил у тротуара, в его сторону повернулось целое море лиц. Я потянулся к дверной ручке, но Джекки взяла меня за запястье.
– Мне страшно, – призналась она. – В газетах написали, что я буду здесь сегодня, и он может… может стоять здесь в толпе и ждать меня.
– Не думаю, – уверенно возразил я, хотя и не мог озвучить причины своей уверенности. – Но если он и здесь, я не подпущу его к вам.
Джекки посмотрела на меня в поисках утешения, и я почувствовал, что стоит сказать нечто ободряющее. На ум пришла фраза из какого-то старого фильма:
– Прежде ему придется справиться со мной.
Джекки глядела на меня еще несколько секунд, а потом неожиданно подалась вперед и поцеловала в губы.
– Я вам верю, – сказала она.
Во рту у меня остался вкус ее помады, а в голове – оглушенная пустота. Довольно долго я не мог собраться с мыслями, а когда сумел с грехом пополам склепать хотя бы одну, у меня вышло что-то вроде: – Я… это… выйду, проверю…
Как неуклюжий робот-подросток, я нашарил ручку, открыл дверь и выбрался на тротуар.
Толпа, затаив дыхание, смотрела на машину. Когда из салона показался я, среди людей пронесся вздох разочарования. Обидно, конечно, но их нельзя в этом винить: они ведь еще не видели моего камео. Интересно, заметили ли они, как Джекки меня целует? Я оглянулся на автомобиль и ничего не смог разглядеть в салоне сквозь тонированные стекла. Что ж, тогда понятно: увидь они поцелуй, и толпа наверняка разразилась бы одобрительным воплем.