Вирус самоубийства - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игомонова cтр.№ 11

Вероника навещала дочь ежедневно, но неизменно натыкалась на стену враждебности и молчания. Вскоре матери начало казаться, что улучшений не будет, девочка уже никогда не простит ее и никогда больше не посмотрит в ее сторону.

Но события развернулись иначе.

Каждое утро в психотерапевтическом отделении начиналось одинаково. Пока пациенты медленно и неохотно пробуждались от тяжелого седативного сна, медсестры и санитарки выполняли свой ежедневный утренний обход, проверяли, все ли в порядке с их подопечными, и пытались подбодрить самых заторможенных из них. Но на шестой день пребывания Тонюсеньки в этом невеселом лечебном учреждении в палате, где лежали девочки, привычный распорядок был нарушен. В этот день Юлю разбудило не традиционное появление медсестры с утренними термометрами, а какое-то другое, непривычное движение. Открыв глаза, девушка обнаружила, что в палате горит свет, а ее молчаливая и апатичная соседка уже не спит, а сидит на стуле и внимательно смотрит на нее. Тонина кровать была аккуратно застелена, а сама девочка была одета и даже причесана. Она выглядела бодрой, отдохнувшей и спокойной. Ее взгляд уже не был пустым, блуждающим и безразличным. Тонюсенька смотрела на соседку уверенно и пронзительно, а в ее серых глазах светился холодный стальной огонек.

Обрадовавшись таким переменам, Юлька подняла голову, пытаясь прогнать остатки сна:

— Привет, Тоня! Тебе уже лучше? Вот здорово! Я же говорила, что тебе будет лучше…

Но ее щебетание было внезапно остановлено спокойным, уверенным и низким голосом:

— Меня зовут Антон. Так меня называют все, и я не хочу, чтобы кто-то называл меня по-другому. Этими уменьшительными прозвищами меня уже все достали, и я больше не желаю их слышать. Зови меня Антоном, иначе я не буду с тобой разговаривать. Я уже не маленькая девочка, которую можно запереть в комнате, поставить в угол или просто прогнать. Я учусь в девятом классе, и если у меня невысокий рост, то это не означает, что я все еще глупый ребенок. Так что давай договоримся, что ты тоже будешь называть меня Антоном.

— Конечно, что за разговор! — с готовностью согласилась Юля, торопливо вскочив с кровати. — Я сейчас — только умоюсь! Я так рада, что тебе лучше… Антон! Я так рада! Теперь мы сможем по-настоящему подружиться! Мы теперь станем лучшими подругами, Антон! Самыми лучшими!

Переменам, произошедшим с Тоней, были рады все. Медсестры и санитарки одобрительно хвалили девочку, врачи приветливо улыбались и подбадривали ее. Заведующий отделением Роман Яковлевич пришел на осмотр вместе со всеми коллегами и говорил им что-то совершенно непонятное вроде «данный прогресс еще раз доказывает, что когнитивная психотерапия является самым действенным методом лечения дистимии в подобных случаях».

Радостная суета, вызванная переломом в Тонином настроении, продолжалась весь день. Когда пришла Вероника, девочка уже не отворачивалась от матери, как раньше, а тем же спокойным и уверенным голосом потребовала, чтобы та тоже перестала называть ее Тонюсенькой:

— Я нормальная, а не тонюсенькая, и нечего меня дразнить! Зови меня Антоном — так, как зовут другие. И вообще — хватит этого дурацкого сюсюканья, я уже взрослая. Если хочешь со мной разговаривать, то обращайся ко мне нормально, по-человечески.

Вероника, у которой будто камень с души свалился, была согласна на любые условия. Похоже, что в тот момент она и в самом деле радовалась тому, что девочка пришла в себя и начала возвращаться к нормальной жизни. А может быть, она просто испугалась, что больная дочь станет ее проклятьем и суровым наказанием за все ее прошлые грехи, и тогда ей придется ухаживать за ней всю жизнь и считаться уже не только со своими собственными прихотями? Возможно, что у нее проснулись даже какие-то материнские чувства — во всяком случае, она смотрела на дочь с нежностью, а глаза ее были влажными от слез.

Самочувствие Антонины улучшалось с каждым днем. Она уже нормально разговаривала с медицинским персоналом, охотно беседовала с Романом Яковлевичем на индивидуальных сеансах психотерапии, выполняла все требования внутреннего распорядка психотерапевтического отделения и даже начала общаться с матерью, которая навещала ее каждый день. К своей соседке Тоня относилась покровительственно, несмотря на то, что та была на несколько лет старшее ее. Она снисходительно выслушивала Юлькину безобидную болтовню, периодически вставляя в ее бесконечные и запутанные монологи свои точные и колкие замечания. Антонина с аппетитом съедала все, что давали в больничной столовой, и даже проявила интерес к конфетам и фруктам, которые приносила мать. На лице девочки появился здоровый румянец, она хорошо спала по ночам, попросила принести ей учебники и несколько книг и уже начала спрашивать, когда ее выпишут домой. Одним словом, дела шли на поправку, и жизнь налаживалась. Антонина продолжала называть себя Антоном, но никто не возражал: Вероника пояснила врачам, что это ее давнее школьное прозвище, и те решили, что такое обращение поможет девочке поскорее вернуться в привычную для нее обстановку.

Роман Яковлевич был доволен ходом реабилитации юной пациентки. Антонине снизили дозу лекарств и позволили гулять в больничном дворе, а индивидуальные сеансы психотерапии стали проводиться все реже и реже — теперь их заменяли групповые занятия.

Через месяц Антонине дали рецепт на лекарства и выписали домой. Несмотря на то, что она продолжала принимать таблетки, ей разрешили пойти в школу. Роман Яковлевич сказал, что общение со сверстниками должно пойти девочке на пользу. Антонина уходила из клиники спокойно и уверено, а ее соседка при расставании рыдала так, что медсестра была вынуждена сделать ей успокаивающий укол. Несчастная Юлька чувствовала, что теряет свою самую лучшую и, возможно, единственную в жизни подругу, и остро переживала эту потерю. А у Тонюсеньки проснулся вкус к жизни, и она твердо решила, что в это отделение она больше не вернется никогда.

Вероника была очень рада, что дочь наконец-то выписали из клиники. Жизнь постепенно возвращалась в нормальное русло. То, что Антонина стала совершенно другой, мать не тревожило, а скорее удивляло: куда делось то незаметное, робкое, нетребовательное и почти бессловесное существо, которое столько лет жило рядом с ней? «Я даже не заметила, когда она повзрослела», — с удивлением думала Вероника.

Перемены, которые произошли в Антонине, и в самом деле были разительны: девочка держалась уверенно, высоко подняв голову и расправив плечи, говорила ровным и спокойным голосом, делала замечания матери, если считала это нужным, и при необходимости отстаивала свое мнение, чего никогда не бывало раньше. Казалось, что она даже стала выше ростом, а ее уверенность в себе временами действовала на мать подавляюще.

Вернувшись домой, Антонина первым делом потребовала починить дверь в ее комнате и поменять замок. Матери второй ключ от нового замка она не дала. Теперь девочка непременно запирала свое убежище не только когда ложилась спать, но и когда уходила из дома. Вероника не возражала: она знала, что это были последствия той памятной ночи. Мать понимала, что именно она была виновата в том ужасе и позоре, который пришлось пережить ее дочери и который так пагубно отразился на неокрепшей детской психике.