— Нет, — отвечаю я. И спрашиваю в свою очередь: — А у вас?
Мне слышно, как он дышит в трубку. Его дыхание полно сомнения.
— Есть, — говорит он наконец. Голос у него виноватый.
Я проглатываю комок в горле. Что и требовалось доказать! Вот и причина странной сдержанности и щекотания нервов исключительно по телефону. Я молчу, боюсь, что задрожит голос. Идиотка, насочиняла себе…
— Лиза, — зовет он. — Лиза, вы хороший человек. Я рад, что мы познакомились…
Ну, если это называется познакомились, то… извините! Игорь — фантом. Телефонный фантом, и не более. Если он вдруг исчезнет, я даже не знаю, где его искать. Искать… смешно! Разве я стану его искать? Мы можем столкнуться с ним нос к носу и не узнать друг друга. Услышав его голос… скажем, в гастрономе…
— Мне «Столичной» двести граммов, — прогудит кто-нибудь у меня над ухом, и я подумаю, что у него удивительно знакомый голос, скошу глаза и увижу… толстого, маленького, лет шестидесяти… лысого. «С мольбертом!» — хихикает воображение. Я фыркаю.
— Хотите, я пришлю вам что-нибудь из своих работ? — спрашивает он после продолжительного молчания.
— Хочу, — отвечаю я сразу. — Пейзаж?
— Хотите пейзаж?
— Хочу. Я повешу его у себя в кабинете. Если можно, что-нибудь повеселей. Зелененькое.
— Я выберу самый веселый! — обещает он.
— Спасибо.
— До завтра? — спрашивает он неуверенно. Наверное, ожидает, что я скажу что-нибудь вроде: «Не звоните мне больше, раз вы женаты! О, как я в вас обманулась!»
— До свидания, — отвечаю. — Спокойной ночи.
— Все будет хорошо… — говорит он напоследок. В голосе его мне чудится облегчение. Тут мне приходит в голову: а как, собственно, он может прислать мне свой пейзаж, если не знает адреса? Или… знает? Я невольно оглядываюсь на темное окно — мне вдруг кажется, что на меня смотрят. Мой кабинет на третьем этаже, так просто сюда не заглянешь. Я подхожу к окну, рассматриваю дом напротив. Там какое-то учреждение, окна темные, народ уже разошелся по домам. Светится лишь несколько прямоугольников, создавая некий тайный алгоритм, мне непонятный. Я пристально вглядываюсь в окна напротив. Мне начинает казаться, что в одном из них угадывается неподвижный силуэт человека. Человек смотрит на меня. Я различаю голову, плечи, сложенные на груди руки… Я почти упираюсь лбом в оконное стекло, пытаясь рассмотреть его. Показалось, понимаю я с облегчением спустя пару минут. Никого там нет. Светлая штора, и больше ничего. Вспоминаю «шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах…»[По Эдгар Аллан. Ворон. Перевод М. Зенкевича.], и мне делается неуютно.
— Фу, глупость! — бормочу я себе под нос. — Воображение разыгралось не ко времени. Все, закрываем лавочку, и по домам!
Глава 9
Бывшие партнеры
Андрей Громов поднялся ему настречу, они обнялись.
— С возвращением! — Он с улыбкой смотрел на Павла. — Я уже заждался. Звонил твоим, Маша рассказала, что ты теперь обитаешь в Посадовке, в старом доме. Потянуло к истокам?
— Да нет, мне все равно, — ответил Павел. — Маша не хочет в Посадовку, она всегда любила город.
— Как ты?
— Ничего, живой, как видишь.
Оба чувствовали неловкость. В свое время они занимались бизнесом, но особой дружбы между ними не возникало. Пили вместе, знакомились с женщинами. Им было удобно вдвоем.
— А ты как?
— Потихоньку. Старею, — Андрей рассмеялся немного делано. — С машинами завязал, занялся более спокойным бизнесом; междугородные перевозки, такси. Заработки, конечно, уже не те, но жить можно. Крутые были времена, — произнес он мечтательно. — И бабки крутые, запросто могли сыграть в ящик. Сейчас жизнь спокойнее…
— Ты женат? — спросил Павел. Не то чтобы ему было это так уж интересно — спросил, чтобы не молчать.
— Развелся, — коротко ответил Андрей, не выражая готовности посвящать бывшего партнера в детали личной жизни. Помолчали. — Какие планы?
— Пока осмотрюсь… — неопределенно ответил Павел.
— Давай за возвращение, — предложил Андрей, доставая из тумбы письменного стола бутылку коньяка и стаканы. — За возвращение и новый старт!
Он разлил коньяк. Они чокнулись, выпили.
— Извини, закусить нечем, — сказал Андрей. — Такие вот дела… — Он покачал головой, сожалея. Потом спросил: — Как у тебя с финансами? Подкинуть?
Павел пожал плечами.
— Твою долю в бизнесе я отдал твоему отцу, на адвокатов… Потом Маша забегала, просила помочь.
Павел побагровел. Он хотел попросить Андрея вернуть его долю, но тот его опередил.
— У меня есть расписки, — продолжал Громов. — Готов отчитаться за каждую потраченную копейку. — Это прозвучало как шутка, но шуткой не было. Он смотрел на бывшего партнера выжидательно, готовый держать ответ.
— Понятно, — ответил Павел.
— Если нужна работа, скажи, — добавил Андрей. — У меня остались связи, могу устроить механиком. Не забыл еще старую профессию? Самая ходовая по теперешним временам, с руками оторвут. Я бы с радостью взял тебя к себе, но пока не могу. Ну, еще встретимся, покалякаем. Ты осмотрись сначала.
— Спасибо.
— Не за что пока. Позвони, если надумаешь. — Андрей помолчал, не глядя на гостя. Произнес задумчиво: — Это сколько же с тех пор… Восемь лет! Судьба… Я тут недавно видел эту, что тебя притопила, свидетельницу! Подругу твоей Оли. Если бы не она… Сделала вид, что не узнала, дрянь. Ты бы поговорил с ней?!
Павел пожал плечами — зачем?
— Послушай, — вспомнил он, — я был на кладбище, видел памятник. Твоя работа?
— Моя, — ответил Андрей, вспыхивая скулами. — Мне твоя Оля всегда нравилась, стоящим человеком была. Я подумал, что, кроме меня, все равно некому… — Слова его прозвучали упреком.
— Маша мне ничего не писала.
— Я ей не говорил, кажется. Не помню уже.
— Спасибо.
— Человек должен оставить след. А как ты нашел?
— Случайно. Навестил родителей.
— У тебя батя хороший был, — сказал Андрей. — Переживал за тебя. Болел долго, я давал Маше деньги, помогал с лекарствами. Это сейчас все есть, а тогда попробуй достань! Все через клиентов. Она, наверное, писала.
Павел кивнул, хотя не помнил, чтобы Маша сообщала об Андрее. Она вообще писала скупо, жаловалась в основном: Юра без работы, живем трудно, денег не хватает…
Они еще выпили. Андрей вспомнил, как они гоняли машины из Германии и Чехословакии. Хорошее было время! Жаль, что так получилось… И бизнес пошел наперекосяк. В его словах Павлу снова почудился упрек — если бы не ты, казалось, говорил он… Если бы не ты!