Мефодий Буслаев. Самый лучший враг - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 36

— И что же? — спросил Арей, хотя примерно догадывался.

— Котлован. Когда-то я видел такой котлован. Постепенно его наполнили дожди и он стал маленьким озером…

Малыш-титан повернулся в своей дымящейся ямке. Зачмокал губами. Земля закачалась. Арей опять устоял, а Мировуд снова упал.

— Пацан, — сказал мечник. — И очень голодный. Скоро проснется и затянет детскую песенку.

— Нужно вернуть его родителям! — нервно сказал Мировуд. — Иначе в Запретных землях станет невозможно жить. Все эти молнии… Они и раньше были, но чтобы такой силы… Думаю, это связано с пропажей малыша.

— Ну так верни, — спокойно предложил Арей.

Мировуд облизнул губы:

— Верну, да… Но… э-э… с титанами все непросто. Они, конечно, обрадуются, спору нет. Но умереть можно и от их радости. А уж если разозлятся, сомневаюсь, что бедный волхв уцелеет. А они могут сперва разозлиться, решив, что это я его украл, потом обрадоваться, что малютка опять с ними, затем опять чуточку разозлиться… Потом начать шлепать малыша и обнимать его. В общем, по степени выделения энергии это будет как взрыв небольшой звезды!

— Ты что, трусишь? — заподозрил Арей.

— Нет-нет, — воспротивился Мировуд. — Я лишь пытаюсь донести мысль, что, когда звезда взрывается, рядом лучше не стоять.

— И выход? — спросил Арей.

— А выход простой! — быстро заговорил волхв. — Я забираю малыша к себе и всячески его убаюкиваю, пока кто-то другой… — тут он выразительно взглянул на Арея, — не подготовит титанов к радости воссоединения семейства. А? По рукам?

— Нет, — сказал мечник. — Не по рукам. Не хватало мне только возни с младенцами.

— Возиться буду я! Ты только передашь титанам, что малыш у меня! И, разумеется, объяснишь, что я его не похищал, а, напротив, рисковал жизнью. Как-нибудь так, невзначай. Мол, голову чуть не сложил!

— Надеешься что-то получить? Или действительно помогаешь? — проницательно спросил Арей.

Волхв в смущении потупился.

— Я пока не определился, — признался он. — Я вижу, что добрая часть моей души совсем не прочь помочь малышу, который к тому же способен поднять такую бучу, что никому мало не покажется. Темная же часть души надеется что-то получить взамен. То есть в данной конкретной ситуации моя раздвоенная душа едина, и это особенно приязно… Так поможешь?

— Не обещаю, — качнул головой Арей. — Я не знаю даже, где окажусь завтра. Пока я иду в трактир. А куда меня занесет потом. — Возможно, что и не к горам.

— А куда же еще? Оттуда только одна дорога! — горячо зашептал Мировуд. Младенец-титан опять зашевелился, и это придало волхву убедительности. — В прошлый раз я кое о чем умолчал, но теперь скажу… Когда я увидел твой риттершверт, то решил, что и ты один из этих! В плащах не боящихся огня! Говорят, недавно в сердце гор разверзлась земля. Возникло новое ущелье, а на дне ущелья открылся редчайший артефакт.

— Что за артефакт? — спросил Арей с интересом.

— Этого я не знаю. Но нежить болтает, будто бы туда, к горам, потянулись драконы. Причем не только отсюда, но и из дальних земель.

— Нежити не всегда можно верить.

— Да. Но около месяца назад я сам видел дракона. Он тянул невысоко, над лесом. Хвост у него был разодран, а на крыльях язвы как от ожогов… Вообще не пойму, как он держался на таких крыльях… А где-то через неделю я видел его опять. Он летел уже гораздо выше. И крылья у него были совершенно целые!

— Это не мог быть тот самый дракон. Раны у драконов так быстро не зарастают! — сказал Арей.

— Возможно, — согласился Мировуд — Но теперь ты точно пойдешь к горам, я уверен. И еще одно. Помнишь, мы говорили про дарх того стража?

— Так ты взял его?

— Чисто случайно я его захватил… Почти неосознанно… Светлая половина души, разумеется, противилась, но темная не смогла удержаться… Он лежит у меня в одном тайном месте. Лежит и постоянно корчится. Он же не погибнет?

— Едва ли, — сказал Арей. — Ты не открывал его?

— Нет. И переносил только за цепь. Но он тяжелый. Внутри, я уверен, немало эйдосов. И обещаю; я отдам его тебе, если ты поможешь мне с младенцем!

Арей цокнул языком:

— Ты все предусмотрел!

— Разумеется. На то я и волхв. А теперь смотри… Тебе нужно держаться все время прямо, пока не дойдешь до речки Гнилуши. По ней забирай правее до моста. Ну а там уж до «Топора и плахи» рукой подать.

Посреди комнаты в общежитии озеленителей валялся одинокий носок. Эго было уникальное свойство Буслаева — у него повсюду валялись носки, и всегда отчего-то одинокие. Шерлока Холмса это наверняка ввело бы в заблуждение, и если грамотно добавить к этому пару живописно разбросанных рапир, пистолет и некоторое количество прочего металлолома, то сыщик гарантированно заключил бы, что в комнате проживает одноногий пират.

Дафна протянула руку, и носок Мефа прирученно прыгнул в ее ладонь. Варсус потемнел лицом. Когда девушка так спокойно и привычно поднимает мужские носки — причем не твои, а чужие! — в этом есть какая- то ужасная правда жизни, тупиковая обреченность.

В какой любви можно объясняться девушке, которая вот так вот запросто, без брезгливости, поднимает НЕ ТВОИ носки!

Варсус приблизился и, не удержавшись, пригвоздил кинжалом другой одинокий носок Мефа, лежащий на стуле. Носок жалобно дрогнул и провис, испустив дух.

— Ай-ай-ай! — воскликнул пастушок. — Вы только взгляните на этот носочек! Синенький! С жалобно торчащей ниточкой на носке! И это носок не кого-то там, а — читайте по губам! — златокрылого стража Буслаева!

— Перестань! — поморщилась Дафна. Она провела рукой, и пригвожденный носок, ожив, устремился к ней в ладонь.

Но Варсус не собирался прекращать. Он бродил по комнате и охотился на носки Мефа, которые нигде не могли найти от него спасения. И за ножками стола, и под кроватью, и даже под батареей пастушок повсюду находил их и поражал кинжалом.

— Ага! Готов! Ты труп! — восклицал Варсус, когда очередной носок, трепеща, повисал на его клинке.

— Хватит вещи портить. Ты что, ку-ку? — спросила Дафна.

— Я несчастен! — сказал Варсус — Почему это не мои носки? Ну почему?

— Они могут стать твоими. Мефодий щедрый. Он подарит, — сказала Дафна, и этим простым ответом совершенно убила всякую надежду пастушка. Он почувствовал твердую, просто алмазно твердую границу дружбы, навеки прочерченную между ними. Эта граница не демонстрировалась, не выдвигалась вперед, не окружалась пулеметными вышками, не пропахивалась следовой полосой. Она попросту существовала.