Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Соломатина cтр.№ 11

— Простите, Лиза. Неотложные врачебные дела. Я постараюсь побыстрее. Когда ваш отец придёт — попросите его меня дождаться. Это важно.

Он уже, было, двинулся к двери. Но развернулся и подошёл к Лизе. Взял её за руку. Затем потрогал лоб.

— Лиза, скажите, у вас бывает чувство жжения и чувство холода одномоментно?

Лиза кивнула.

— Да. Я не знала как это сформулировать. А до вас меня никто из врачей об этом не спрашивал. Я действительно часто горю и леденею в одно и то же время. И температура при этом…

— Нормальная. Да. Спасибо, Лиза. Передайте вашему батюшке, чтобы непременно меня дождался!

Святогорский вышел из палаты.

Ничего такого срочного в ОРИТ не было и Святогорский после отправился прямиком к Родину.

— Ну что там?

— Если ты имеешь в виду отделение реанимации и интенсивной терапии — там всё нормально. Новенькая анестезистка перестраховывается.

— Фуф! — Облегчённо выдохнул Родин. — С этой Лизой тоже вроде как тьфу-тьфу-тьфу. Нормализовалась. К ней снова заходил её папаша, и ей полегчало. Оксана распорядилась ввести трамадол внутривенно.

Аркадий Петрович внимательно посмотрел на Родина. И даже слегка кривовато усмехнулся.

— До задницы тут ваш трамадол. Лизе необходимо замедлить церебральный кровоток и метаболизм тканей. Надо сильно затормозить постсинаптические мембраны нейронов головного мозга. Надо перевести «электрику» высшей нервной деятельности в экономный режим. Потому что у нашей Лизы там сейчас не светильник разума, а факел крекингового производства, нес па?

Родин смотрел на Святогорского с непониманием.

— Танька Мальцева и Сёма Панин уже бы догадались. Рано вас с Оксанкой на должности поставили. Рано.

Святогорскому в этом роддоме и в этой больнице давно можно было всё. Тем более сказать такое Родину.

— Ей нужна медицинская кома. Ты или принимаешь решение — или ты не принимаешь решения, Сергей Станиславович. Ты — начмед. В структуре нашей многопрофильной больницы — ты фактически главный врач родильного дома. У тебя есть два пути. Первый: выписать Лизу. Акушерской патологии нет. Плод себя чувствует относительно хорошо. Второй: попытаться её спасти, введя в искусственную кому. В истории родов мы можем записать, что делали нейролептанальгезию.

— Да от чего её нужно спасать?!

— От себя, Родин. От себя.

— Диагноз! Скажи мне диагноз!

— Я не уверен.

— Ты, значит, не уверен, а я — принимай решения!

— Пусть решение примет муж. Возьми у него согласие на медицинскую кому. Лизу вы, разумеется, тут же прокесарите.

— Да что я в эти чёртовы бумажки напишу?! — Воскликнул Родин, швырнув на стол Лизину историю родов.

— Серёжа. Есть бумажки — и они всё стерпят. А есть человек. И он может вытерпеть далеко не всё. Ты заботишься о правильности документации или ты спасаешь человека? Ты почему во врачи в итоге пошёл?

Родин смотрел на Святогорского с беспомощной детской растерянностью. Аркадий Петрович махнул рукой.

— Где её муж? Я сам с ним поговорю.

— Обещал вернуться вечером. Где-то здесь крутится её отец. Бери у него согласие, если всё так срочно. Хотя я, признаться, ни черта не понимаю!

Святогорский покачал головой, одарил Родина очень говорящим взглядом, который бы на раз считали Мальцева и Панин. И вышел из кабинета.

Он шёл по коридору обсервации к палате Лизы. И ему пришлось перейти на бег. Потому что раздались страшные вопли и к её палате понёсся персонал, обтекая шарахающихся перепуганных беременных и родильниц. Его верный анестезиологический чемодан был с ним. В палате уже были Оксана Анатольевна и Анастасия Евгеньевна. Они пытались успокоить Лизу — но куда там. Тут нужен был дюжий санитар или…

— Натрия оксибутират, — сказал Аркадий Петрович, вводя препарат.

И Лиза успокоилась «на игле».

Затем он смешал свой фирменный коктейль для комбинированной длительной внутривенной анестезии, ввёл его Лизе, отдавая распоряжение Оксане Анатольевне:

— Разворачивайся, Засоскина! Чем дольше ты тормозишь, — тем сильней медикаментозная депрессия плода. Неонатологи по головке за такое не погладят.

— Аркадий Петрович, что вы делаете?!

Заведующая обсервацией была растеряна не меньше своего мужа.

— Беру командование на себя, — он кивнул на кровавые потёки по стенам палаты. — Пока что нейролепсия. Затем — комбинированный эндотрахеальный наркоз. А затем — искусственная кома.

Тыдыбыр уже бежала в сторону родильно-операционного блока.

Тридцать две недели — вполне жизнеспособный плод. Особенно при нынешнем аппаратном и медикаментозном оснащении. Поцелуева с Разовой окончили операцию. Святогорский ввёл Лизу в медикаментозную кому. Муж и отец Лизы всё ещё не появлялись. Родин собрал всех у себя в кабинете. И он был мрачнее тучи. Он даже позволил себе кричать на Святогорского!

Аркадия Петровича, признаться, это совсем не напугало. Он попросил Родина набрать номер заместителя министра здравоохранения по материнству и детству Панина Семёна Ильича и включить громкую связь. Через несколько гудков Панин ответил — и все присутствующие, кроме Аркадия Петровича, поневоле чуть не взяли под козырёк.

— Сёма, привет! Святогорский.

— Здравствуй, Аркадий Петрович.

— Семён Ильич, я самовольно ввёл женщину в искусственную кому.

Панин взял совсем небольшую паузу.

— Уверен, ты это сделал не по желанию своей левой ноги.

— Семён Ильич, скажи мне… Даже не мне, а всем присутствующим при этом разговоре в кабинете у Родина олухам царя небесного, включая его самого, что такое сенестопатическая головная боль.

— Это головная боль, которой нет. Невозможно обнаружить её причину и источник. Абсолютно всё в норме. Но которая есть настолько, что — отвал башки.

— И чаще всего какой бывает эта головная боль?

— Аркаша, тебе заняться нечем, кроме как меня элементарный курс…

— Сёма, просто отвечай, пожалуйста! Олухи царя небесного слушают тебя, затаив дыхание!

— Ох, грехи мои тяжкие, — проныл Панин, но подчинился старому другу. — Такая боль чаще всего бывает «сделанной».

— Чем «сделанной», Сёма? Чем?!

— Да ты не хуже меня знаешь! Шизофренией! Чем же ещё!

— Но всё равно! — Родин опомнился, что он тут начмед. И тоже имеет право голоса. — Я понимаю, Семён Ильич, что Аркадий Петрович старше меня, опытней, умнее, что угодно. Но он не взял разрешение ни у мужа, ни у отца пациентки!

— Мужа не было в роддоме, Семён Ильич. А решение надо было принимать срочно. Решение на уровне: «мы позволим беременности стать триггером окончательного отъезда крыши в никуда» или «сохраним жизнь ребёнку и относительное психическое здоровье матери».