И вот, еще одно убийство, еще одна «казнь». Он взял на себя право карать тех, кто раскручивал шестерни этой мясорубки, не переставая вращать их сам. Хэнс Хьюстон никогда бы так не поступил.
Из темноты появились двое спешивших на шум выстрела солдат.
Еще два нажатия на курок. Еще два трупа. Нет, это не Хэнс убивал их, он не мог этого сделать, потому как погиб три года назад.
Тишина. Слышно, как капает вода, и бренчат пулеметы вдалеке. Хьюстон, не спеша, переоделся и принял облик одного из десантников. Вытерев запачканные кровью руки об одежду, он подобрал оброненную пехотинцем винтовку и повесил ее на плечо. Затем перебил цепь, державшую контейнер, выстрелом из пистолета.
Теперь он свободен. Цена, которую пришлось заплатить несколькими жизнями, по сути, была не такой уж высокой. Пусть даже жизни эти были человеческими. Люди сами выбрали этот путь, и Хэнс не собирался указывать им иной. Несомненно, он будет убивать и дальше. Он не принадлежит ни одной из сторон, – он так решил. Хьюстон воюет против всех, он ненавидит их в равной степени, это его персональная война, и жертв на ней будет много.
Хэнс пошел по единственному возможному пути, надеясь, что тот выведет его на поверхность. Вот и все, опасаться больше нечего.
Хьюстон стал солдатом, внедрился в их структуру, не оставив при этом свидетелей. Теперь он один из них, по крайней мере, внешне.
Впереди в тусклом свете ламп появился насквозь проржавевший лестничный пролет, ведущий наверх. Хэнс направился к нему, подобрав ящик, ставший причиной стольких проблем, большей части которых еще предстояло случиться.
Лестница вывела его к небольшому люку, вмонтированному прямо в монолитную скалу. Использовав на панели персональный чип, снятый с трупа недавно убитого бойца, Хэнс отключил затворы. Замки громко щелкнули, и створка отошла от стены. На мгновение ослепнув от дневного света, несмотря на пасмурное небо, Хьюстон вышел на улицу. Он оказался не так далеко от космопорта, с которого сбежал, кажется, совсем недавно.
Шел бой. Транспортные корабли, прибывающие с соседних островов, выгружали десант. Военная техника катилась к периметру, лязгая гусеницами и шурша колесами. Ревели зенитные установки, выбрасывая в небо тонны смертоносного железа. Эхиры начали атаку. Миллионы огромных сороконожек оказывали им силовую поддержку, сами того не осознавая.
Чтобы связаться с Эткинсоном, Хэнсу предстоит найти терминал, с которого можно будет выйти на внешнюю связь. По внутренней сделать вызов невозможно, потому как та не распространяется за пределы местного подавителя радиоволн. Потом останется назначить Джиму место встречи и благополучно добраться до нужной точки.
Все просто.
Хьюстон осмотрелся в поисках узла связи. Единственное подходящее по внешним признакам здание было диспетчерской вышкой космопорта, теряющего свои очертания в серой дымке в паре километров от места ведения боя.
– Какого черта, солдат! Твое место на передовой! Все силы на южный фланг!
Хьюстон вздрогнул от неожиданности. Низкорослый, коренастый офицер, багровый от ярости, тыкал пальцем ему в лицо. Судя по ухоженным усам, это был явно не клон. Хэнс даже разглядел пару шрамов на его лице. Перед ним стоял один из тех командиров, которые лезут на рожон, не жалея себя и подчиненных. Пример для подражания, обожаемый начальством. Такие люди никогда не дослуживаются до повышения, потому как считаются незаменимыми в уже занимаемой должности.
– Вперед! Иначе пристрелю на месте за дезертирство! – орал усач, становясь все краснее с каждой минутой.
Дезертирство. Почему-то на любой войне принято убивать за дезертирство, более того, этот акт «правосудия» считается признаком «хорошего тона». Пристрелить кого-то из своих, якобы за самовольное оставление места боевых действий, значит выставить себя этаким смельчаком, не боящимся смерти, контузии, лишения конечности, а то и не одной, и прочих «благ», которые нам может подарить взаимное кровопролитие.
Сохранить честь и благородство, пройти через этот ад, пережить его и остаться при этом человеком – такой должна быть цель любого солдата. Война не должна «развязывать руки», перечеркивать моральные принципы и совесть. Это испытание, и выжить на войне еще не значит выдержать это испытание. Так думал Хьюстон, когда был солдатом, когда взял в руки оружие и принял присягу. Так думал он, пока не погиб, пока не принял смерть от «руки» собственного военачальника.
Сейчас все изменилось. Изменилось в его голове, душе и сердце. Сейчас он понял, что главный враг человечества – это оно само. А когда идет борьба с самим собой, как говорил один мудрец – проигравший известен заранее.
Хьюстон, отдав честь побагровевшему от злости офицеру, присоединился к пробегавшему мимо отряду. Пытаясь не нарушать строй, он прошел сквозь него и, выбежав с противоположной стороны, скрылся среди нагромождения каких-то контейнеров и цистерн. Ящик Пандоры он бросил в разорванную и вывороченную из земли трубу, некогда служившую частью какой-то эхирской системы.
Линия фронта смещалась. Бледнокожие теснили людей. С неба сыпал пепел. Земля и камни, поднимаемые взрывами, глухо стучали по металлическим поверхностям, заставляя пригибаться и прятать голову.
Хэнс пробирался через узкий проход между металлическими контейнерами, составленными друг на друга. Местами их сменяли горизонтальные емкости, с позеленевшими от времени боками.
В просвете между ящиками видно было, как снаряды прочерчивают небо, да челноки с десантом снуют туда и обратно. Уши закладывало от близких взрывов, почва содрогалась, и Хэнс всерьез опасался, что «гора» из контейнеров может развалиться и похоронить его под собой.
Несколько снарядов разорвались совсем близко. Хьюстона сбило с ног ударной волной. Одна из бочек лопнула, выпустив наружу резко пахнущее содержимое. Судя по бьющему в нос запаху, жидкость была легковоспламеняющейся. Хэнс прибавил ходу. Если цистерны начнут рваться, мало ему не покажется.
Лавируя между контейнерами, он, наконец, достиг окраины этого «склада». Здесь же располагался один из постов охраны. Группа солдат, ждущая атаки с этой стороны, едва не открыла по Хэнсу огонь, но командир вовремя отдал приказ не стрелять.
В их лицах не было страха смерти, не было сомнений, они не озирались по сторонам и не вжимали головы в плечи под градом многочисленных обломков, непрерывно валившихся с небес. Они были спокойны, лишь легкая нервозность из-за невозможности вступить в бой объединяла их и выдавала принадлежность к увеличивающейся с каждым днем армии клонов.
«Кто ты, Хьюстон? – спросил Хэнса внутренний голос. – Кем ты стал? Бездушной машиной для убийства, движимой лишь жаждой никому не нужной кроме тебя мести? Осталось ли в тебе что-то человеческое или умерло вместе с тобой три года назад? Зачем тебе это? Зачем эта, неизбежно ведущая к терроризму личная война, которую ты развязал против всех?»
Он повернул назад.
К черту Джима, Федерацию, Паркера и всех остальных. Сейчас Хэнс может повлиять на ход сражения, сейчас в его силах что-то изменить, вернуть себе человеческое лицо, снова стать солдатом, не палачом, хотя бы в собственных глазах.