Обратная сила. Том 3. 1983 - 1997 - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 46

– И кто написал эту… «Жидовку»? – Слово далось ему с трудом, пришлось буквально выталкивать его из себя.

– Галеви. Фроманталь Галеви, французский композитор. Хотя если по правилам, то надо его называть «Алеви».

– И что, красивая музыка? Вы с таким удовольствием слушали, я заметил.

– Ой, вы знаете, я вообще-то французскую оперную музыку не очень… – Девушка смущенно улыбнулась. – Но ария Элеазара такая красивая! Я ее обожаю! Могу с утра до вечера ее крутить. Хотите послушать?

– Хочу, – согласился Орлов.

Музыка была печальной и нежной. Ария исполнялась на русском языке, и Александр Иванович немало подивился словам: «Одна ты мне была отрадой, утешеньем, и я сам тебя отдаю палачу».

– Этот Элеазар – он ей кто? – поинтересовался Орлов. – Жених? Возлюбленный?

– Это ее отец.

– Как – отец? Вы же сказали, что она дочь кардинала. Разве католический кардинал может носить имя «Элеазар»? Это же еврейское имя!

– Ой, там такая история! – Девушка выразительно округлила глаза. – В общем, героиня родилась в семье католиков, но ее удочерил еврей и воспитал в своей вере. Она не знает, что она ему неродная, и считает себя иудейкой. А когда ей предлагают отречься от иудейской веры, чтобы спасти свою жизнь, она отказывается и вместе с приемным отцом идет на казнь. Жуткая история! Я так плакала, когда либретто читала!

Орлову показалось, что в торговом зале выключили свет. Через мгновение он понял, что просто потемнело в глазах. В голове всплыл голос женщины, жившей в доме Штейнбергов в Полтаве: «Сколько русских и украинцев вместе со своими семьями на расстрел пошли – расставаться не захотели!» Почему, почему все так? Он хотел всего лишь лучше узнать и почувствовать прошлое Сани Орлова, а его неожиданно настигает прошлое Михаила Штейнберга.

– Вам плохо? – донесся до него голос продав-щицы.

Александр Иванович вытащил из нагрудного кармана таблетки, которые всегда носил с собой, сунул одну под язык.

– Ничего страшного, не пугайтесь, сейчас пройдет. Давление, наверное, скачет, погода меняется.

– Может, вам лучше присесть? – испуганно захлопотала девушка. – Вы пройдите сюда, за прилавок, вот у меня тут стульчик есть, посидите.

Присесть ему хотелось. Но не хотелось, чтобы у этой милой девочки были неприятности из-за него.

– А вам не попадет?

– Все равно покупателей нет, никто и не заметит. Это внизу столпотворение, сегодня группу «Земляне» выбросили. А у нас в классике всегда тихо. Конечно, если бы нам завезли записи Доминго или Паваротти, то тоже народ набежал бы: из Консерватории, из Гнесинки, из Большого, из Немирашки, из Оперетты, – ворковала продавщица, заботливо ведя Орлова под руку за прилавок и усаживая на стульчик.

– Кто такой Немирашка? – удивился Орлов.

– Так постоянные зрители называют Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. Смешное слово, правда? Но звучит ласково так, необидно.

Через несколько минут ему стало намного лучше. Он тепло поблагодарил толстушку в очках, забрал пластинку и ушел.

* * *

Годовщину свадьбы Борис и Татьяна Орловы отмечали в молодежном кругу. Старшее поколение решило ограничиться поздравлениями, подарками и собраться отдельно, чтобы не мешать своим присутствием. Заехали к молодым все вместе – Вера Леонидовна, Александр Иванович и Людмила Анатольевна, вручили альбом с репродукциями Гогена и очаровательную маленькую хрустальную вазочку «на один цветочек» от родителей Бориса. Вера подарила невесть где раздобытый комплект красивого постельного белья – большой дефицит в те времена.

От молодых поехали к Орловым, благо совсем недалеко. Усевшись за столом, уставленным пирожками, пирогами и пирожными, заговорили о том, чего не могли обсуждать в присутствии детей: три дня назад в аэропорту города Горького арестована Елена Боннэр, против нее возбуждено уголовное дело, а ее супруг – академик Сахаров – объявил голодовку в знак протеста. Боннэр серьезно больна, ее готовы были принять на лечение в США, но власти не позволили жене диссидента доехать даже до Москвы.

– Не пойму, – покачала головой Вера, – чего здесь больше: страха перед диссидентами или откровенного антисемитизма? Диссидентов вроде всех еще в прошлом году разгромили. Значит, антисемитизм. Так противно, что даже верить в это не хочется. В такие минуты всегда вспоминаю, что я наполовину еврейка. Когда паспорт получала, можно было самому решать, какую национальность написать, я и сказала «русская», по маме, очень уж много страху натерпелась во время войны. Фамилия «Малкина», конечно, меня с головой выдавала, но тут уж с мужем повезло, стала Потаповой. Если бы все знали, что я еврейка, то вообще неизвестно, как моя жизнь сложилась бы. Я же с университетом чуть не пролетела в свое время.

– Как? – удивилась Людмила Анатольевна. – Ты никогда не рассказывала.

– Повода не было, – улыбнулась Вера.

– А что случилось? – заинтересовался Орлов.

– Вступительные экзамены сдала на все «пятерки», потом было собеседование в деканате. Стоим с ребятами в коридоре, треплемся о чем-то, хохочем, у меня никаких сомнений не было в том, что я поступила. Какие-то офицеры в форме НКВД по коридору прошли, я и внимания не обратила, и вдруг из деканата выходит секретарша и кричит: «Малкина, к декану». Я зашла, там эти офицеры за столом декана расположились, как у себя дома, сам декан в углу жмется, бледный весь. Мы же все перед тем, как нас допустили до экзаменов, автобиографии должны были написать, вы и сами писали наверняка.

– Писали, – кивнула Люся.

– Ну так вот, я же честная дура была, поэтому про Прилуки и про Нежин написала. И теперь эти энкавэдэшники в меня вцепились: сколько времени была на оккупированной территории? Чем там занималась? С кем водила знакомство? Кто и сколько раз пытался меня завербовать в немецкие шпионки? Господи, чем я могла там заниматься в моем возрасте?! Хороша шпионка – девчонка одиннадцати-двенадцати лет, тощий недокормыш! Короче, я как-то сразу смирилась с тем, что университета мне не видать, как своих ушей.

– Идиотизм, – покачал головой Александр Иванович.

– Да не то слово, Саша! Ну вот, они спрашивают, я все рассказываю подробно, как на исповеди. Дошло до детдома, потом до того, как меня отец нашел. И тут один из офицеров смотрит в мою автобиографию, потом спрашивает: «Твой отец – майор Малкин Леонид Абрамович? В каких войсках воевал?» Я ответила. У меня вообще-то память дырявая, я все, что уже не актуально, из нее выбрасываю, и просто чудо, что я все эти слова и цифры к тому времени не забыла напрочь. Вот как будто бог в темечко меня поцеловал этим знанием! Тот офицер говорит: «Я знаю майора Малкина, мы воевали вместе, это честный офицер и настоящий коммунист, его дочь не может быть предателем, я за нее ручаюсь». Торпеда в тот раз мимо прошла. Как-то в своей юности я антисемитизма не ощущала, по крайней мере – на собственной шкуре. А вот позже, при Хрущеве, уже началось это мракобесие. Так что, ребята, вся эта борьба с диссидентами наверняка подпитывается еще и ненавистью к евреям, вот помяните мое слово.