Сингапурский квартет - читать онлайн книгу. Автор: Валериан Скворцов cтр.№ 84

— На всем доме одно зеркало, — сказал тучный. — Выматывайтесь, пока не поздно!

Европеец кивнул Тони.

— Прошу извинить, хозяин, — сказал Тони. — Больно не будет, и это быстро…

Он приставил кольт к основанию черепа тучного и выстрелил. Кажется, у китайца была вставная золотая челюсть. Желтоватые осколки разлетелись вместе с кровью и мозгом.

Недоверчиво посасывая ус, европеец снова высунулся из окна. С противоположной стороны улицы на него смотрела гигантская лепная гаруда птица буддийских мифов, взятая «Бангкок бэнк» в качестве фирменного знака. Она простирала крылья над банковским фронтоном, излучая грабительский фэн шуй в сторону окна, из которого высовывался усатый фаранг в жилетке фотографа.

Европеец обернулся к девушке, которая, положив подбородок на подтянутые колени, безучастно смотрела перед собой.

— Эй!

— Что еще? — спросила она в растяжку.

— Ты под кайфом, что ли? Можешь мне сказать, который сейчас час?

— Ну, тысяча пятнадцать…

— Скажи нормально!

— Ну, десять пятнадцать.

Европеец вытянул из внутреннего кармана жилета пластмассовое полешко сотового телефона. Набрал номер и сказал:

— По графику.

Они аккуратно прикрыли решетку, потом дверь квартиры. Нажимая кнопку седьмого этажа, чтобы снять с засады третьего бойца, европеец сказал:

— Все-таки предрассудки, Тони, чудовищно нелепая вещь… Взять хотя бы это дурацкое зеркало.

Третий, входя, услышал конец фразы.

— На Арабской улице в Сингапуре над дверями вешают стручки перца против сглаза…

Тони промолчал. В глубине души он и сам верил в фэн шуй, в отношении которого белый проявлял варварскую недооценку. Зеркало просто оказалось недостаточно надежным. Тучному следовало подвесить восьмиугольное… Тони подумал, что после получения платы надо бы заказать цветную татуировку дракона на правую лопатку. И не скупиться на краски. Прикрытие со спины будет надежнее… И ещё подумал с завистью: насколько же ловки фаранги в присвоении чужих фэн шуй, денег и жизней!

А фотограф пытался прикинуть сколько живет на свете китайцев, сделавшихся к концу двадцатого века, как сказали бы в университете в Беркли, крупнейшей на земле этнической группой… При этом гораздо менее понимаемой, чем любые другие народы. Мысленно развивая это положение, он решил, что главная причина тому — патологическая скрытность китайцев в том, что касается их собственной личной жизни, нежелание быть понятыми чужаками и стремление утаивать чувства и мысли. Однажды в Джорджтауне, на острове Пенанг в Малайзии, он снимал телеобъективом китайскую старуху, ковылявшую на изуродованных бинтованием ступнях. Ведьма заметила съемку и смачно плюнула под ноги. Не то, чтобы прокляла, а отвратила паршивый фэн шуй заморского дьявола… Ну и, конечно, идеологический бамбуковый занавес, которым пекинские правители огородили большую страну, тоже отчуждает.

Про себя Ларри знал, что от рождения он немножко шизоид. Иногда, отрываясь от действительности, он принимался рассуждать о посторонних предметах так, будто в его шкуре сидел вымышленный им персонаж, придуманный человек, актер… Впрочем, кто с достоверностью знает, что же это такое логично, последовательно рассматривающий проблему ученый? Может, вот этот суеверный гангстер Тони — на самом деле академик в душе…

Фотограф улыбнулся.

— Оба свободны, — сказал он тайцам на улице.

Ларри нерешительно потоптался на Силом-роуд.

С проезжей части к выщербленному тротуару круто вильнул моторикша «тук-тук». Лампы расцвечивания над ветровым стеклом красили лоб и глаза водителя трехколески мертвящим зеленым светом.

— Нет, — сказал Ларри, непроизвольно сжав кольт в кармане жилета. Нет…

Ликвидаторов ликвидировали сразу после операции. Реакция Ларри диктовались инстинктом, а не разумом. Прибавив шагу, он почти побежал в сторону гостиницы «Дусит Тхани», где на двадцать втором этаже в клубе иностранных корреспондентов подавали свежайшее бочковое пиво…

Формально Ларри работал фотокором на австралийские издания. В дельте Меконга, будучи рейнджером, он получал в бюро Си-Би-Эс телекамеру, шел в бой и снимал мелькание теней на плечах и касках бегущих морских пехотинцев, оторванные минами ступни, гримасничающие лица, кровь из рваных артерий, разрывы гранат, раскуривание сигарет с марихуаной у трупов в пластиковых мешках… Фамилию Ларри однажды обозначили в титрах телевизионного репортажа. С этого началась его карьера камерамена… Но она не кормила. По крайней мере, так, как он этого хотел.

От журналистского клуба, где Ларри намеревался выпить пива, до места, где валялся с простреленной головой тучный китаец, было около километра. Ларри знал, что расследования или шума не будет ни этим поздним вечером, когда труп найдут, ни утром, ни долгие годы потом. Ларри подумал, что ему случалось пить пиво, правда, не бочковое, а консервированное баночное, сидя в ногах у стонущих раненых, ожидающих вертолета… Пиво в компании умирающих. Такое название подошло бы к книге воспоминаний.

«Ах ты, шиза!» — ласково, ценя собственный несомненный талант, сказал себе Ларри, представив суперобложку со своим портретом. Портретом, на котором обязательно видна табачная крошка, застрявшая в усах… Ларри предпочитал скручивать сигареты из трубочного табака. Им приятно пахли пальцы. Вот как сейчас, когда он стирает с усов пивную пену…

Ближе к полуночи в кафе «Эдельвейс» возле паромного причала на острове Сентоза, в полукилометре от Сингапура, коричневый бенгалец тоскливо смотрел через пролив на притушенные огни города. Звали его Мойенулл Алам. Он наслаждался мороженым «тутти-фрутти», которое запивал глоточками черного кофе.

Под столиком между длинных и косолапых ступней кособочилась клетчатая сумка с притороченным ковриком для молитвы. Бенгалец ревностно исполнял ритуал ежедневного пятикратного поклонения Всемогущему, где бы ни находился. Направление на Мекку он определял по компасу. Это укрепляло дух и чувство собственного достоинства в среде, состоявшей из неверных. Мойенулл вел родословную от каторжника, которому, в числе нескольких тысяч других бенгальцев, британцы заменили тюремный труд на родине рабским трудом в новой колонии Сингапур.

Алам гордился собой. Уже несколько лет, как он добился положения младшего Крота, получил «синий фонарь» на Сентозе. Как пчела, он собирал свой нектар с музыкального фонтана — причуды властей, поставивших на острове конструкцию из поливальной машины и цветных прожекторов, ритмично меняющих окрас струй под музыку из репродукторов, — с «Эдельвейса», с музея морских моллюсков и раковин, с киосков, где торговали сувенирами и книгами, с пляжей и игровых площадок, монорельсовой дороги, автобусов, а теперь ещё и паромов, капитаны которых рассудили за благо не противиться рэкету.

Допив кофе и доев мороженое, Алам шагнул на стальную палубу парома «Морская драгоценность». Пахло соляркой, уютно урчал дизель, в раздраенные иллюминаторы влетал ветерок. Вдали, на стапелях верфи «Кеппел», сполохи сварки высвечивали куски ночи.