— А он у меня и так с собой, — усмехнулся Боксер и, приоткрыв полу куртки, продемонстрировал наплечную кобуру.
— Поезжай, — мотнул головой Кроха. — Будешь спускаться, скажи там ребятам, чтобы заглянули.
— Хорошо, папа, — Боксер вышел.
Всю последнюю неделю в доме было многолюдно, но сегодня день выдался особый. То и дело подъезжали иномарки. Из них выбирались крепенькие и не слишком ребята, одетые совершенно разномастно, в соответствии с собственными вкусами. Были здесь и кожаные куртки, и вполне солидные пиджачные пары. Приехавшие заходили в дом, стараясь не мельтешить и не беспокоить лишний раз хозяев дома. Точнее, хозяйку.
Само собой, простых пехотинцев и даже десятников никто не приглашал, военные советы им не по рангу, но бригадиры собрались в полном составе. Кое-кто привез с собой охрану — вооруженных «бычков», но те в дом не заходили, собрались во дворе.
Все уже знали о том, что Ляпу утречком завалила на майдане какая-то беспредельная борзота, и понимали, что боевые действия неизбежны. Это обычная почта плохо работает, а криминальный «телеграф» разносит новости в мгновение ока. Слишком многое и многие от этих новостей зависят.
Челнок и Пестрый не заставили себя долго ждать. Поднялись в кабинет через пару минут.
Кроха жестом указал им на кресла против себя.
— Менты дали наколку, — сообщил он, опуская предисловие. — Тачка, про которую Катерина Димке напела, принадлежит одному из Манилиных десятников. Литому.
— Есть такой, — вставил Пестрый. — Я его помню. Мутный пацан.
— Менты сдали «гравера», который «рыла» нарисовал. — Кроха положил руки на стол, взглянул на широкие, узловатые, покрытые седеющими волосками пальцы, словно увидел их впервые. — Сделаем так. Челнок, возьми ребят… Человек десять возьми, примите Литого и привезите в берлогу. Только аккуратно сделайте, без стрельбы. Чтобы тихо все. Остальным скажи, чтобы на тревожных хавирах людей собрали. Всех. Оставить только наблюдателей и людей на рынках.
— Сделаю, — кивнул Челнок.
— Мы с Пестрым съездим, с «гравером» перетрем. Через пару часов вернемся.
— Волыны брать? — спросил Пестрый.
Единственная деталь, которая его волновала по-настоящему: со стрельбой поездка намечается или нет. Пострелять Пестрый любил. По этой своей слабости не раз и не два парился в ментовке, однако везло стервецу, соскакивал он — когда за бабки, а когда и по фортуне. Лишь однажды менты попались упертые, честные и несговорчивые, «подвиг» Пестрого сумели доказать, и намерил ему судья четыре на круг, хоть прокурор и просил восемь. Откинулся же через два по УДО
[4], вчистую. Братве его четыре вместо восьми обошлись в двадцать тонн общаковских баксов. По пятере за каждый год.
— На хрена тебе волына? — спросил Челнок. — Не на разбор едешь, к ботве. «Граверы» охраны не держат.
— Да? — ощерился Пестрый. — Все не держат, а этот, может, держит. Может, Манила, пес цепной, к нему своих волкодавов приставил с помпами на всякий случай? Если измену словим, чем нам отбиваться тогда?
— Лучше охрану возьми, — спокойно ответил Челнок. — Пусть пацаны со «стволами» будут. Так спокойнее. Если это и правда Манилиных рук дело, у него в ментовке завязки плотные. Прихватят вас по дороге и держать будут, пока всех нас не замочат.
— Он прав, — поддержал Челнока Кроха. — Возьмем пару человек на всякий случай, и хватит.
— Папа, как знаешь, конечно, но лучше бы «стволы» захватить все-таки, — сбавил тон Пестрый. — Двое охранников — сила, базара нет, но «стволы» не помешают.
— Все, — отрубил Кроха. — Поехали.
Он тяжело выбрался из-за стола, сунул в карман мобильный.
— Борик здесь? — спросил Мало-старший, пока они спускались вниз.
— Внизу.
— Возьмем, значит, его и Паню.
— Ладно.
Они спустились на первый этаж. В холле толпился народ, ожидая, когда начнется военный совет. Увидев «папу», удивились, само собой, но вида не подали.
— Борик, Паня, — скомандовал Челнок, — едете с папой. «Стволы» захватите. — И, повернувшись к остальным, продолжил: — Значит так, братва…
Кроха порадовался, что Светланы нет. Поехала в Москву, то ли в клуб какой-то, то ли в салон. Обещала вернуться только к вечеру, и это к лучшему. Нечего ей сейчас здесь делать. А вообще, по большому счету, вывезти бы ее отсюда. Надо с Димкой поговорить, пусть отправит Светлану на свою хавиру в Москву. И невесту с дочкой заодно. Никогда не угадаешь заранее, как дело повернется.
Кроха вышел на улицу, миновал группу охранников. За ним следовали Пестрый, Борик и Паня. Борик тащил в руке помповик, Паня поправлял под курткой поясную кобуру. Наплечные он терпеть не мог.
Они забрались в Крохин «Вольво». Паня устроился за рулем, Борик рядом с ним, Кроха и Пестрый — на заднем сиденье.
— Что-то сердце ноет, — пробормотал Мало-старший и, сунув руку под пиджак, помассировал грудь. — Таблетки забыл…
Паня взглянул на него в зеркальце заднего вида.
— Сбегать? — мгновенно встрепенулся Борик.
— Да ладно, — поморщился Мало-старший. — Примета плохая. Поехали.
«Вольво» выехал со двора, прополз через поселок, миновал будку охраны и покатил в город.
* * *
Димин «БМВ» пролетел половину окружного кольца и свернул к маячившим на самой окраине желтым пятиэтажным домам. Покрытые грязными потеками, они казались особенно ветхими. Краска на стенах облупилась, кое-где проступили проплешины плесени.
Пятиэтажки были втиснуты меж длинными рядами одноэтажных домишек, где поновее, где совсем старых. Сады за дощатыми заборами могли бы скрасить картину, но блочные постройки оттеняли их, потому сады лишь подчеркивали общую убогость пейзажа. В одном из таких домишек с крохотным садиком и жил смотрящий по городу.
Дима ехал к Седому. С дороги он позвонил Вадиму, выяснить, обеспечил ли тот охрану да не появились ли новости насчет фамилий и разыскиваемой машины.
— Дима, с охраной все нормально. Ребят я в школу отправил, ну и пару человек в больничку отогнал. А насчет документов… — Вадим пересказал все, что пять минут назад услышал от Боксера. — В общем, по всему выходит, Манила нас подставляет.
— Хорошо, — спокойно отреагировал Дима. — Ты отцу об этом сказал?
— Так ты же запретил вроде? Или надо было сказать?
— Ни в коем случае. Насчет мотеля и всего прочего распорядился?
— Все сделал, не беспокойся. Я еще Абалову позвонил, попросил подъехать. Забашлять ему придется, конечно, зато реклама хорошая.
Максим Абалов был звездой киноэкрана, человеком знаменитым и узнаваемым. Для рекламы — лучше и придумать нельзя. С Димой он работал на постоянной основе, уважал того за деловой подход. Впрочем, уважение подкреплялось вполне приличными гонорарами. Во всем, что касалось кино, Дима не скупился.