— И какая связь между Эмиратами и убийством?
— Глубокий вопрос, — съехидничал Рихо. — На первый взгляд, никакой. Но на самом деле связь есть, причём прямая. В июле — августе 1997 года Доди аль-Файед по поручению Эмиратов вёл в Италии и Греции секретные переговоры с неким Вуком Дратковичем, одним из лидеров югославской оппозиции. Осенью 1997 года в Югославии должны были состояться президентские выборы, и шансы на победу у коалиции «Заедно», которую возглавляли Вук Драткович, Зоран Джинджич и Весна Пешич, были очень велики. В особенности с той финансовой помощью, которую обещал им от имени президента ОАЭ Доди аль-Файед.
— А взамен?
— Подумай сам. Слободан Милошевич уходит, у Югославии появляется новый президент, более склонный к дружбе с Западом. В страну щедрым потоком начинают стекаться американские и европейские инвестиции, а это миллиарды долларов, и потенциальным инвесторам нужны гарантии стабильности. Но тут возникает проблема: есть область Косово, населённая мусульманами-албанцами, которые не желают жить в одной стране с христианами-сербами. Как быть с ними? И тогда на сцене появляется шейх Зайед бен Султан ан-Нахьян, президент ОАЭ, который, оказывается, уже давно договорился с НОВЫМ президентом Югославии о своих правах на все инвестиции, сделанные в Косово. Область при этом остаётся в составе Югославии, но под протекторатом ОБСЕ и — Саудовских Эмиратов, что хорошо для всех сторон. Для косовских албанцев — потому что ОАЭ не только богатая, но и мусульманская страна. Европейским странам такой вариант также удобен, потому что ОАЭ последовательно выступают против радикальных течений в исламе и более других арабских стран ориентированы на сотрудничество с Западом.
— Что получили бы югославы, я понимаю. Но в чём здесь выгода Эмиратов? Вкладывать деньги в отсутствующую экономику? Кормить косовских албанцев?
— В Косово находятся богатые залежи каменного угля и меди, это можно прочитать в любом справочнике. Все эти месторождения не слишком удобны для промышленного использования, и до последнего времени мало кто ими интересовался. Но не так давно сразу несколько источников сообщили, что помимо угля и меди в Косово существуют обширные запасы урана. Мировые цены на уран пока не слишком высоки, но, кто знает, что будет в дальнейшем…
— Не знаю… Слишком уж это всё… зыбко, — заметил я. — Меня твоя «урановая» теория не слишком убедила. Хотя, не зная всех деталей… Где сейчас производится большая часть урана?
— В Канаде, — ответил за Рихо Дмитриев. — В Конго, в Южной Африке, в Казахстане. Знаете, Дюпре, если учесть исламский фактор, то мне «урановая» версия кажется весьма реальной. Месторождение в Косово — одно из немногих, которое со временем могло бы оказаться под контролем мусульман. Среди лидеров исламских государств тоже есть люди, которые думают на много лет вперёд.
— Ладно-ладно, — сдался я. — Убедили. Уран, значит, уран. Но, насколько я понимаю, это всё теории. Вернёмся к фактам: Доди вёл переговоры с этим, как его… Дратковичем. До чего они договорились?
— Они не договорились. Драткович всё это время вёл себя очень странно. Он не отказывался от переговоров, но каждая встреча заканчивалась с нулевым результатом. Формально у аль-Файеда не было оснований обращаться со своим предложением к другим лидерам оппозиции, а Драткович тем временем продолжал юлить, изворачивался и категорически не желал давать каких-либо гарантий. Создавалось впечатление, что серб просто тянет время. Так продолжалось в течение всего июля, и в августе Босс приказал нам разобраться в этой ситуации…
«Боссом» Рихо Эвер называл только одного человека в мире — моего отца.
— Стоп, — твёрдо сказал я. — Вот теперь, пожалуйста, медленней.
Наши отношения с отцом были, по меньшей мере, сложными. Он не принимал моего Пути, а меня категорически не устраивала Империя Дюпре, которая стала для отца делом всей жизни. В прошлом я неоднократно сталкивался с надводными частями того айсберга, который представляла собой эта Империя. О той её части, которая оставалась скрытой от моих глаз, можно было лишь догадываться. Папа не зря уже много лет входил в число двухсот самых богатых людей мира. Везде, где возникал запах денег, незамедлительно всплывало имя «Дюпре». В том или ином контексте. Я наверное знал, что отец сотрудничал со всеми возможными спецслужбами мира, точно так же, как и со многими преступными синдикатами. Хотя слово «сотрудничал» в данном случае не слишком уместно, отец работал с этими организациями, причём работал до тех пор, пока ему это было выгодно. Не зря его собственная служба безопасности, которую возглавлял Рихо Эвер, насчитывала несколько тысяч служащих и была подготовлена и обеспечена почище иной государственной спецслужбы.
Но каждый раз, когда мой жизненный путь пересекался с дорогами отца, я в результате оказывался в таком дерьме, что дальше было просто некуда. В Ливии я фактически предал доверившегося мне человека, в Амстердаме меня подставили, а два года назад в Риме я вообще чудом остался жив, несмотря на все уверения Рихо, что мне «абсолютно ничего не угрожало». Вспоминая свой недавний разговор с Чарльзом и подозрительный запашок этой истории, который мне тогда почудился, теперь я уже точно мог сказать, кто именно заложил «дохлого медведя» в соседние кусты. Одним словом — «здравствуй, папа».
— Почему отца интересовали эти переговоры? — напрямик спросил я.
Но Рихо лишь покачал головой.
— Понятия не имею. Босс желал, чтобы миссия Доди увенчалась успехом, но зачем, почему… Это меня не касалось.
— И что было дальше?
— Он снова послал меня в Италию. И не просто в Италию, а на Сицилию! — Рихо грязно выругался, что было ему совсем не свойственно.
Насколько я понимал, это задание он получил сразу вслед за событиями в Милане и Риме, в которых я принимал живейшее участие. Рихо просидел тогда в Италии несколько месяцев, возненавидев эту страну всеми силами своей эстонской души. А вместо заслуженного отдыха его вновь загоняют в ненавистный «сапожок», да ещё в самую жару… Да, Рихо можно было посочувствовать.
— Правда, я там недолго просидел, — продолжал Рихо. — Нашлась масса причин свалить в Геную, съездить в Белград, потом в Париж, затем снова в Белград. Слушай, ты когда-нибудь пробовал виньяк?
— Это ещё что за дрянь? — насторожился я.
— Похоже на бренди, — подсказал Дмитриев и уточнил у Рихо: — Если это тот напиток, который вы привозили мне в клинику?
— А, я и тебя угощал? — обрадовался Рихо. — Эх, Андре, настоящий виньяк гонят только в одной деревне, километрах в ста от Белграда. И я тебе скажу, это такая вещь…
Он мечтательно закатил глаза, а я в этот момент взглянул на Дмитриева. Поймав мой взгляд, майор, которому посчастливилось пробовать это пойло, выразительно скривился. «Редкая дрянь», — прочитал я по его губам. Как хорошо всё-таки иметь живого свидетеля.
— Ладно, отвлекись от воспоминаний, — встряхнул я уплывшего вдаль эстонца.
— Словом, мне удалось раскопать удивительные вещи, — продолжал Рихо. — Оказалось, что этот самый Драткович был подставлен Доди в качестве партнёра по переговорам специально, и сделало это ЦРУ. Почему-то американцам очень хотелось сорвать эти переговоры, но так, чтобы Эмираты ни о чём не догадались. Всех деталей я выяснить не успел, но доказательства того, что Драткович специально затягивает переговоры с Доди, были у меня в руках. В конце августа я попросил разрешения Босса на непосредственный контакт с Доди аль-Файедом. Босс согласился, и 28 августа мы встретились с Доди на Сардинии, где он якобы отдыхал с Дианой Спенсер. Я выложил ему свою информацию. Естественно, он схватился за голову, обещал сделать из Дратковича какое-то восточное кушанье, словом — повёл себя так, как мы и предполагали. Для пущей уверенности я предложил ему встретиться с человеком из ближайшего окружения Дратковича и убедиться во всём лично. Мы договорились, что 30 августа он прилетит в Париж, и я организую эту встречу. Что было дальше, тебе отчасти известно из газет. Доди действительно прилетел в Париж, но встретиться нам так и не удалось.