– Нет, пока не смогу. Еще не скоро.
Немного успокоившись, Тори открыла буфет и достала чашку.
– Присоединишься?
И оглянулась на него через плечо. Глаза уже высохли, взгляд был ясный. «А он совсем не похож на фермера», – подумала она. Да, он загорелый и худой, и волосы кое-где повыгорели на солнце. И джинсы были старые, и рубаха выцвела. Из нагрудного кармана свисали небрежно, на одной дужке, солнцезащитные очки. Нет, он похож на фермера, но такого, каким его представляют себе голливудские сценаристы: молодой, преуспевающий южанин с сексуальной, обаятельной улыбкой.
Но Тори не верила рекламным образам.
– Полагаю, мне надо проявлять вежливость.
– Нет, ты можешь быть грубой и несносной, но сама об этом потом пожалеешь.
Он заметил, что у нее есть четыре чашки и четыре блюдца благоприличного белого цвета. Имелась у нее также автоматическая кофеварка, а вот кровати не было. Полки были уже аккуратно завешаны, и тоже чем-то белым, а вот стульев – ни одного.
И что же все это может рассказать о Тори Боден?
Она взяла другой нож и, приготовившись отрезать ему кусок кекса, вопросительно подняла брови. Он показал пальцами, давая знать, что предпочитает кусок побольше.
– Уже нагулял за утро аппетит? – спросила она и разрезала кекс.
– Да и я к нему принюхивался всю дорогу сюда. – Кейд поставил на стол десертные тарелки. – Почему нам не присесть на крыльце? Я предпочитаю черный кофе, – добавил он и вышел.
Тори лишь вздохнула и налила две чашки кофе.
Он сидел на ступеньках, прислонившись спиной к столбику перил. Она села рядом и, отхлебывая кофе, смотрела на его поля.
«Да, я скучала по этому пейзажу», – вдруг поняла она, скорее с удивлением, чем с грустью. Ей не хватало здешнего утра, когда жара еще только подступает, когда так чудесно поют птицы, а поля зеленеют и растут словно на глазах.
Даже ребенком она любила такие утра, когда, сидя на каменной, в трещинках, ступеньке, она смотрела, как наступает день, и предавалась наивным мечтам.
– Хорошо улыбаешься, – заметил он. – Это из-за кекса или моего общества?
Улыбка моментально исчезла с ее лица.
– А почему ты проезжал сегодня мимо, Кейд?
– Надо осматривать поля, проверять работников, – и он откусил от кекса. – И мне хотелось опять взглянуть на тебя.
– Почему?
– Убедиться, что ты действительно хорошенькая, какой показалась мне вчера вечером.
Тори покачала головой, тоже откусила немного кекса и вдруг очутилась в замечательной кухне мисс Лайлы. И так приятно было воспоминание, что она улыбнулась опять и откусила кусочек.
– Нет, правда, почему?
– Сегодня ты выглядишь немного лучше, чем вчера, – продолжал он словоохотливо, – и при этом надо иметь в виду, что тебе не слишком-то хорошо спалось на голом полу. Ты замечательно варишь кофе, – одобрительно кивнул Кейд.
– Но это не значит, что тебе надо проверять и меня. Мне здесь хорошо, и потребуется всего пара дней, чтобы устроиться. Тем более что я подолгу буду отсутствовать. Обустройство магазина займет много времени.
– Пообедаешь сегодня со мной? – неожиданно спросил он.
– С какой стати?
Кейд не ответил, и она взглянула на него. В глазах его светилась усмешка, губы слегка улыбались. Дружески, и в этом дружелюбии она усмотрела нечто, чего успешно избегала несколько лет. Откровенный мужской интерес.
– Нет-нет! – Она залпом допила свой кофе.
– Ответ в высшей степени решительный. Что ж, давай перенесем обед на завтрашний вечер.
– Нет, Кейд. Это, разумеется, лестное предложение, но у меня нет ни времени, ни желания для подобных… вещей.
Он вытянул ноги и скрестил их.
– Не знаю, что подразумевается под словом «вещи» на данной стадии отношений. Я же имею в виду – вкусный обед в приятной компании.
– Я не хожу на свидания, – отрезала Тори.
– Это религиозный обет или социальная установка?
– Мой личный выбор. А теперь… – Она встала, потому что он так удобно и, очевидно, надолго расположился на ее крыльце. – Извини, но у меня много дел на сегодня. Я уже выбилась из графика.
Кейд встал и заметил, как широко раскрылись и стали зоркими ее глаза, когда он слегка придвинулся.
– Кто-то очень грубо с тобой обошелся, да?
– Нет.
– В том-то все и дело, Тори. – Он подался назад. Ему не хотелось, чтобы это сделала она. – Но я не буду груб. Спасибо за кофе.
Он спустился к машине и, открыв дверцу, обернулся и смерил ее долгим пристальным взглядом. Пусть привыкает.
– Я ошибся! – крикнул Кейд уже из машины. – Ты сегодня такая же хорошенькая, как вчера.
Она невольно улыбнулась, и он тоже, перед тем как выехать со двора.
Оставшись одна, Тори снова села на ступеньку.
– Черт побери, – пробормотала она и набила рот кексом.
6
Независимые банки в маленьких городах медленно угасали. Тори это было известно, потому что ее дядя, управляющий «Прогресс Бэнк энд Траст» в течение двенадцати лет, не уставал об этом напоминать. И она выбрала бы этот банк, даже если бы у нее не было никаких родственных отношений с управляющим. Это был разумный шаг. Банк находился в двух кварталах от ее магазина: немаловажное удобство. Старое здание из красного кирпича любовно поддерживалось в надлежащем виде, что усугубляло обаяние старины. Лэвеллы основали банк в 1853 году и сохранили на него права собственности.
«В этом, – подумала Тори, направляясь к входной двери, – стержень всякой политики. Если хочешь иметь в Прогрессе прибыльное дело, его надо делать под эгидой Лэвеллов. Им здесь принадлежит почти все».
Внутри здание банка изменилось. Она помнила, когда приходила к бабушке, что служащие сидели в железных отсеках, как звери в зоопарке. Теперь ее встретило открытое пространство, а за длинной высокой стойкой сидело всего четверо. На задней стене прибавилось окошко, а на массивных старинных столах возвышались современные компьютеры. На стенах висели хорошие картины с пейзажами Южной Каролины и морскими видами. Да, кто-то сообразил, каким образом модернизировать здание, не изгнав дух старины. «Интересно, – подумала Тори, – не удастся ли уговорить дядю приобрести еще одну картину из тех, что я выставлю на продажу в своем магазине?»
– Тори Боден, неужели это ты?
Слегка вздрогнув, Тори взглянула на женщину за стойкой. Стараясь вычислить, кто это, Тори изобразила улыбку.
– Привет.
– Как приятно снова увидеть тебя. Ты так выросла.
Говорившая была миниатюрна, едва ли метр пятьдесят пять ростом. Она вышла из-за стойки, простирая руки.