Город Перестановок - читать онлайн книгу. Автор: Грег Иган cтр.№ 79

Мария могла рассмотреть собственное тело в виде такой же диаграммы функциональных модулей, но решила, что это подождёт. Достаточно и по одной вивисекции за раз.

Она принялась исследовать информационные ресурсы Элизиума – сети данных, обозначавшие себя как таковые, и дважды в день покидала квартиру, чтобы в одиночестве погулять по Городу, знакомясь с двумя пространствами, аналогичными тем, которые знала в прошлом.

Она изучала библиотеки с некоторым разбором – листая Гомера и Джойса, глядя на работы Рембрандта, Пикассо и Мура, проигрывая отрывки из произведений Шопена и Листа, просматривая отдельные сцены из Бергмана и Бунюэля. Взвешивала весомость среза человеческой цивилизации, прихваченного с собой элизианами.

Срез показался лёгким. «Дублинцы» выглядели теперь столь же фантастическими, как «Илиада». «Герника» никогда не происходила, а если и случилась на самом деле, точка зрения элизиан находилась за пределами возможностей любого художника. «Седьмая печать» была сумасшедшей и бессмысленной сказкой. Только и оставалось, что «Скромное обаяние буржуазии».

Как-то изменить себя было слишком трудным решением, поэтому, сохраняя верность человеческой физиологии, она ела, навещала туалет и спала. Наколдовать пищу можно было тысячью способами, начиная с изысканных блюд из баз данных, в буквальном смысле появляющихся из экрана терминала, до экономящей время возможности простым нажатием кнопки получить сытость и приятное послевкусие. Однако старые ритуалы требовали воспроизведения, и она выходила, покупала сырые продукты у продавцов-марионеток в ароматных магазинах деликатесов и готовила; часто плохо, странным образом уставая от созерцания несовершенной химии, словно сама подсознательно проводила сложную симуляцию.

Три ночи ей снилось, что она вернулась в реальный мир и ведёт там ничем не примечательные разговоры с родителями, школьными друзьями, собратьями по увлечению «Автоверсумом», бывшими любовниками. Независимо от событий и места действия, воздух казался заряженным, светясь от осознания собственной подлинности. Она просыпалась от этих снов, изувеченная утратой, отчаянно цепляясь за ускользающую надёжность, уверовав – на пять – десять секунд, – что Дарэм накачал её наркотиками, загипнотизировал, промыл ей мозги, заставив уверовать в Элизиум, и каждый раз, как ей кажется, что она «засыпает» здесь, в действительности лишь просыпается в земной жизни, которую никогда не покидала.

Затем туман, заволакивающий мозг, рассеивался, и она понимала, что всё это неправда.

В первый раз ей приснился Город. Она шла по Пятнадцатой авеню, и вдруг марионетки начали умолять её обращаться с ними так, словно они полностью разумны. «Мы проходим тест Тьюринга, разве не так? Неужели чужак в толпе – недочеловек только потому, что тебе не видна его внутренняя жизнь?» Они дёргали её за одежду, как попрошайки. Мария велела им не глупить. Она сказала: «Как вы можете жаловаться? Вы что, не понимаете? Мы отменили несправедливость». Человек в элегантном чёрном костюме бросил на неё резкий взгляд и пробормотал: «Зато вы всегда сохраните бедность». Но он ошибался.

И ещё ей приснился весь Элизиум. Она пробиралась сквозь ТНЦ-решётку в промежутках между процессорами, трансформировавшись в простейшую самоподдерживающуюся систему клеток, напоминающую самые старые и примитивные формы искусственной жизни, ничего не касаясь и всё примечая в шести измерениях, ни больше ни меньше. Только проснувшись, она поняла, насколько это нелепо: ТНЦ-вселенную не заливал аналог света, распространяя вдаль и вширь информацию о каждой клетке. Быть погружённым в решётку означало оставаться почти слепым ко всему её содержимому, и единственный способ что-то обнаружить – тянуться и мучительно нащупывать, что впереди, иногда это самое, лежащее впереди, разрушая.

В конце дня, когда золотой свет струился из окон спальни после тысячи случайных, но хорошо рассчитанных отражений от башни к башне, Мария обычно плакала. Это казалось ей самой неадекватным, бессмысленным, жалким и аморальным. Она не хотела «скорбеть» о человеческой расе, но не знала, как осмыслить её отсутствие. Представлять себе тот мир давно сгинувшим, словно тысячелетия элизианского сна зашвырнули её в далёкое неопределённое будущее Земли, она не желала и пыталась привязать себя к тому времени, которое помнила, мысленно отслеживая жизнь своего двойника. Она представляла себе примирение с Аденом – это было вполне возможно. Представляла его себе полным жизни, таким же нежным, эгоистичным и упрямым, как обычно. Представляла самые обыденные, лишённые необычного моменты их отношений, безжалостно выпалывая всё, что казалось слишком оптимистичным и подогнанным под желания. Она не собиралась придумывать для другой Марии идеальную жизнь – лишь пыталась отгадать недоступную правду.

Но она должна верить, что ей удалось спасти Франческу. Иное было бы невыносимо.

Себя она старалась представлять эмигранткой, переплывшей океан задолго до самолётов и телеграфа. Люди бросали всё и при этом выживали, процветали, преуспевали. Их жизни не оказывались разрушены, они принимали неведомое, обогащались и преображались.

Неведомое? Она живёт в искусственно созданном объекте, математической конструкции, которую сама помогала Дарэму построить на деньги миллиардеров. Элизиум был вселенной, обречённой на порядок. В нём не водились ни тайные чудеса, ни затерянные племена.

Зато в нём был «Автоверсум».

Чем дольше она об этом думала, тем сильнее казалось, что планета Ламберт должна стать ключом к сохранению её разума. Даже спустя три миллиарда лет эволюции она оставалась единственным в Элизиуме, что связывало Марию с прошлой жизнью, протягивая ниточку прямо к ночи, когда на её глазах A. lamberti усвоила мутозу. Ниточка нигде не прерывалась: зародышевый организм Ламберта, A. hydrophila, происходил от того самого штамма. И если в то время «Автоверсум» был чистым баловством, редкой интеллектуальной игрой в отягощённом проблемами мире, теперь ситуация стала противоположной: «Автоверсум» стал домом для сотен миллионов форм жизни, процветающей цивилизации и культуры, находящейся на грани научной революции. Во вселенной, полностью подчинённой капризу, удобству и фантазиям, он единственный, казалось, давал почву под ногами.

И хотя Мария не питала иллюзий, будто единолично «сотворила» ламбертиан, наскоро набросав раннюю историю их планеты и смастрячив им предка на основе переложения земной бактерии, созданного другим человеком, всё это вряд ли позволяло ей принять честь создания мультиплексной нервной системы или пищеварительных трактов на открытом воздухе, уже не говоря о разумности как таковой. Она не могла просто умыть руки и отстраниться от их судьбы; не верила, что планета Ламберт может осуществиться, и всё же помогла этому произойти.

Какая-то часть её по-прежнему не хотела ничего, кроме как беситься из-за своего пробуждения и скорбеть о потере. Казалось, что принять «Автоверсум» – значит оскорбить память о Земле и показать, что она приняла путь, предначертанный ей Дарэмом. Однако поворачиваться спиной к единственному, что могло дать ей какой-то новый смысл в жизни, только для того, чтобы насолить Дарэму и показать ложность его причин разбудить Марию, вовсе выглядело извращением, близким к безумию. Были и другие способы дать понять, что она его не простила.