– Если новое сочинение будет на пятерку, то да, – сказала мисс Мартинез. – Миа, я не хочу, чтобы ты снова что-нибудь, слепила на скорую руку. Я хочу, чтобы ты отнеслась к этой работе серьезнее, чтобы ты заставила меня задуматься.
Я слабо запротестовала:
– Но я именно это и пыталась сделать в своем рассказе про улиток…
– Сравнивая свой поступок, когда ты выбросила в Дженовийский залив десять тысяч улиток, с отказом Пинк выступать перед принцем Уильямом, потому что он не отказывается от охоты на лис? – Мисс Мартинез пожала плечами. – Нет, Миа, я не считаю, что ты заставила меня задуматься. Ты добилась только того, что мне стало грустно за ваше поколение.
Слава богу, в это время прозвенел звонок, и мне пришлось уйти. И это к лучшему, потому что меня чуть было не вырвало прямо на парту.
9 сентября, среда, ТО
Во время ланча позвонил Майкл. В нашей школе учащимся не полагается звонить и отвечать на звонки по мобильному во время уроков, но в обеденный перерыв можно.
Короче говоря, он позвонил и начал: «Что с тобой вчера случилось? Мы переписывались, и вдруг ты куда-то пропала!»
Я: Ах, да, извини. Рокки проснулся и заплакал, мне пришлось идти петь ему песенку, чтобы он снова уснул.
Майкл: Значит, все в порядке?
Я: Ну, если по-твоему это нормально, что мы учимся всего два дня, а я уже проваливаю геометрию, меня вынудили баллотироваться в президенты студенческого совета, а наша новая учительница английского считает меня талантливой обормоткой, то да, наверное, у меня все в порядке.
Майкл: Нет, я не думаю, что все это нормально. А ты говорила с учителем – кто у вас, Хардинг? Он нормальный мужик – насчет дополнительных занятий после уроков? Или, если хочешь, мы можем вместе повторить всю главу в субботу, когда встретимся. Не понимаю, Миа, как англичанка могла назвать тебя талантливой обормоткой? Ты пишешь лучше всех, кого я знаю. А насчет президента студенческого совета… скажи Лилли, что тебе плевать на ее план, и у тебя без того хватает забот, и вообще, что ты не хочешь баллотироваться. Чем тебе это грозит в самом худшем случае?
Ха, Майклу легко говорить. Я хочу сказать, он-то своей сестры совсем не боится, а я немного побаиваюсь. А мистер Хардинг? Нормальный мужик? Да он сегодня запустил в голову Триши Хейс куском мела! Правда, я бы сделала то же самое, если бы была уверена, что мне это сойдет с рук, но все-таки…
И откуда, интересно, Майкл знает, что я хорошо пишу? Если не считать парочки статей для школьной газеты, которые я написала в прошлом году, писем по электронной почте и мгновенных сообщений, он ничего из моих сочинений не читал. Свои поэмы я ему точно не показывала. Потому что вдруг они ему не понравятся? Тогда мой писательский дух будет сломлен.
Еще сильнее сломлен, чем сейчас.
Я: Наверное. А у тебя как дела?
Майкл: Отлично. Сегодня на занятиях по геоморфологии мы говорили о том, что за последние двадцать лет ледяная шапка на полюсе съежилась до двухсот пятидесяти миллионов акров, это по площади как Калифорния и Техас вместе взятые, и продолжает сокращаться. Если она и дальше будет уменьшаться с такой же скоростью, то есть примерно на девять процентов за десять лет, то к концу этого столетия может исчезнуть совсем, что, естественно, будет иметь катастрофические последствия для жизни на Земле в том виде, в каком мы ее знаем. Исчезнут целые виды, а те, у кого сейчас есть недвижимость на берегу моря, со временем станут владельцами подводной недвижимости. Если, конечно, мы не сделаем что-нибудь, чтобы сократить загрязняющие выбросы в атмосферу, которые разрушают озоновый слой и в результате льды тают.
Я: Значит, не так уж важно, что у меня будет по геометрии, если мы все равно все умрем?
Майкл: Ну, может, не мы, но уж наши внуки наверняка.
Только я была абсолютно уверена, что Майкл не имел в виду НАШИХ с ним внуков, то есть детей тех детей, которые могли бы у нас с ним родиться, если бы мы занялись Этим Делом. Я думаю, он имел в виду внуков в общем смысле. Например, внуков, которые могли бы быть у него с какой-нибудь кукурузной принцессой, на которой он женился бы после того, как мы бы с ним расстались и пошли в жизни разными путями.
Я: Но я думала, что мы все равно все умрем лет через двадцать, потому что кончится доступная нефть.
Майкл: О, на этот счет можешь не волноваться. Мы с Ду Паком решили разработать прототип двигателя, работающего на водороде. Надеюсь, это решит проблему. Если, конечно, нас за это изобретение не убьют производители автомобилей.
Я: О, здорово.
Приятно сознавать, что над проблемой истощения запасов нефти работают такие светлые умы, как Майкл.
От этого людям вроде меня становится легче справляться с другими проблемами, например, выбросами ядовитых водорослей и выборами в студенческий совет.
Майкл: Значит, насчет субботы мы договорились?
Я: Ты насчет того, что я приду познакомиться с Ду Паком? Вроде бы договорились.
Майкл: Вообще-то я имел в виду…
Тут Лилли вырвала у меня телефон.
Лилли: Это мой брат! Дай-ка я с ним поговорю.
Я: Лилли, отдай телефон!
Лилли: Мне правда нужно с ним поговорить. Мама опять сменила свой пароль, и я не могу прочитать ее электронную почту.
Я: А тебе вообще не полагается ее читать!
Лилли: Но как я тогда узнаю, что она говорит обо мне своим знакомым?
Наконец-то мне удалось вырвать у Лилли телефон.
Я: Майкл, похоже, нам не удастся договорить, я тебе позже перезвоню. После уроков, ладно?
Майкл: Ну ладно. Держись, все будет отлично.
Я: Да. Правильно.
Ему легко говорить, что все будет отлично. Конечно, будет – для него. Ему больше не нужно торчать по восемь часов в день в этой дурацкой школе. У него там интересные занятия, на которых рассказывают, как полярные льды растают и мы все умрем, а я в это время должна ходить по коридору, в котором расклеено двадцать миллионов плакатов с Лапой Уайнбергер, и с каждого на меня смотрит ее физиономия и ее взгляд говорит: «Неудачница! Неудачница! Принцесса чего?.. Ах да, княжества Неудачния!»
Когда мы выходили из кафе, чтобы подкрасить губы перед следующим уроком, я увидела Рамона Ривераса, красивого новичка, который учится у нас по обмену. Он показывал Лане и нескольким членом мужской сборной школы по футболу особые бразильские приемы обращения с мячом. Все смотрели на него с восхищенным вниманием (и правильно делали, так как в прошлом году они не выиграли ни одного матча). Только вместо мяча Рамон использовал апельсин, поддавая его туда-сюда ногами. Он еще что-то говорил, но я не смогла разобрать ни слова. Другие футболисты, судя по их растерянным взглядам, тоже мало что понимали.