Белье на веревке. Современные рассказы о любви (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Елена Нестерина, Мария Метлицкая, Ирина Муравьева, и др. cтр.№ 57

Егоров заметил это в самый последний момент – карандашный набросок бабочки на прикроватной тумбочке, еще одно доказательство…

– Это ее? – спросил шепотом.

– Мать принесла, сказала, что девочка училась на биофаке, любила бабочек. – Медсестра нахмурилась, добавила строго: – Ну, идите вы уже, пока врач не заметил.

– Почему любила? – спросил он зло. – Она и сейчас их любит!

Что-то такое неправильное случилось с его сердцем. Вроде бы в аварии пострадала голова, а болит и трепыхается именно сердце. Он даже знает, из-за кого – из-за девчонки из тринадцатой палаты, которая не там и не здесь…

Нет, все-таки женщины – непостижимые существа. Вот ему бы было совершенно все равно, в каком виде болтаться на границе между мирами, да хоть в облике звероящера. А эти обижаются из-за пустяка…

Друг Пашка не подвел. Друг Пашка был знатным контрабандистом, а еще он мог достать луну с неба. Егорову не нужна была луна, ему нужны были бабочки. И плевать, что на дворе конец зимы. У него на сердце тоже, между прочим, зима.

В тринадцатой палате сменилась медсестра. Эту Егоров знал и даже пару раз подкармливал шоколадками. Эта была доброй и отзывчивой и согласилась выйти из палаты на десять минут по «неотложным делам».

Бабочки – аж пятьдесят тропических красавиц – долго не хотели вылетать из обувной коробки. Егорову даже пришлось врезать по ней кулаком. Помогло – разноцветная крылатая братия разлетелась по палате, облепила мудреную аппаратуру, разукрасила диковинным узором скучные больничные простыни. Особо отважные пристроились в девочкиных волосах.

– Ну вот, – сказал Егоров смущенно. – Видишь – бабочки!

Она не видела, но мудреная аппаратура зашумела как-то по-особенному многообещающе. Эх, была не была! Как там принято обращаться со спящим красавицами?..

Поцелуй получился не так чтобы очень эффектным – в щеку. Куда ему до сказочных принцев! Но идея, несмотря на некоторую затасканность, была хороша и даже не лишена изящества.

«Если проснется, приглашу в ресторан, – подумал Егоров, – а если не проснется, притащу ей пару сотен бабочек, чтобы уж наверняка».

Он упустил момент, когда это случилось. Руки вдруг коснулось что-то мягкое и теплое, и голос, тот самый, из снов, сказал:

– Привет.

У нее были светло-карие глаза и ямочки на щеках. И она точно была не там, а здесь, в палате номер тринадцать.

– Ты носишь очки? В моих снах ты был без них.

– Ношу, – сказал он смущенно. – Видишь ли, спать в очках неудобно.

– Плохое зрение?

Да, зрение было хуже некуда, самое время задуматься о лазерной коррекции…

– Минус пять диоптрий, если тебе это о чем-нибудь говорит.

– Тогда все понятно.

– Что понятно?

– Ты просто не рассмотрел, что я не летучая мышь, а бабочка. – Она застенчиво улыбнулась, погладила его по руке.

– Да, ты всегда была бабочкой, я просто не рассмотрел. – Возможно, впервые в жизни Егоров порадовался тому, что у него плохое зрение.

Они шли по сосновому лесу в рыбацкую деревню к северу от Паланги. До Паланги добирались на автобусе – Хаим решил провести здесь двухнедельный отпуск, подаренный ему на службе по случаю женитьбы. Решил единолично, Мария лишь кивнула в ответ – теперь она соглашалась на все, что бы он ни предлагал. Ты – муж, я – жена, поэтому повинуюсь – говорил этот смиренно-сухой кивок.

Она шла за Хаимом, в его рюкзаке лежали и ее вещи, она впервые несла их не сама. Шла и думала с горечью, как же ловко он сыграл на обстоятельствах ее безвыходного положения, обрушив на нее сообщение о женихе, ждущем в Вильно. Сердце трепыхалось от ужаса загнанной в клетку птицей, замужество почудилось единственной возможностью укрыться от Железнодорожника, иначе страшный человек достанет ее хоть из-под земли. Хаим воспользовался этим страхом, подговорил помочь фрау Клейнерц, сумел обаять даже отца Алексия и, вырвав у нее согласие, договорился в муниципалитете оформить брак поскорее. Покупать фату и свадебный наряд Мария наотрез отказалась, взяла напрокат в салоне платье попроще. Там же ей уложили волосы и украсили прическу вощеной веточкой вышедшего из моды шелкового флердоранжа.

В ратуше Мария держалась прекрасно. Никто не заметил ее смятения, и лишь после того как в затаенной тишине прозвучало короткое «да», сказанное ее собственным голосом, она поняла, что путь назад отрезан. Бесстрастный регистратор объявил их мужем и женой. Хаим осторожно коснулся губ Марии теплыми губами, и тут она не сумела удержать предательских слез. Отец Алексий и другие гости, наверное, подумали – ох и впечатлительная же, оказывается, наша Маша! Ведь никто, кроме фрау Клейнерц, не подозревал, что этот поцелуй у пары первый. Восхищенная старушка даже всплакнула, деликатно сморкаясь в кружевной платочек.

Сейчас Мария жалела о случившемся. Надо было сразу же открыться священнику, послушать его совета, заручиться поддержкой и остаться в Клайпеде. А уже потом, выдержав срок помолвки, может…

– Смотри, лодки, – сказал Хаим.

Черные смоленые лодки казались издалека подсолнуховыми семечками, разбросанными на берегу. На белом фоне дюн четко вырисовывались высокоствольные сосны, чью золотую кровь вечность превращает в янтарь. На протянутых между столбами шестах сохли вязанные вручную сети. Очутись здесь тысячу лет назад, картина была бы та же – дюны, сосны, сети, лодки…

Где узнать, кто в деревушке сдает комнаты, как не в лавке? Незатейливая вывеска тотчас вынырнула над терновой изгородью. По углам стояли стянутые обручами деревянные бочки, удивительно напоминающие пышные груди в корсетах, в голубоватом табачном дыму мешались рыбные, дегтярные и керосиновые запахи. Пестрое галантерейно-продовольственное богатство прилавка теснила эмалированная лохань, полная серебряных слитков сельди в жирном ржавом рассоле. За лоханью, сложив калачом руки, восседал мощный старик с лихо закрученной цигаркой во рту.

– Во-он там, в конце улицы, кузнец обычно внаем сдает, – ответил лавочник на вопрос незанятым углом губ и вытянул коричневый палец в сторону распахнутого окна.

В благодарность за подсказку гости купили жестяную баночку монпансье.

Уже вечерело, и в тени вдоль улицы красными светлячками мерцали огоньки тлеющих самокруток. На скамьях, лениво переговариваясь, покуривали старики. Светлые дома выглядывали из зеленой, еще не сорванной осенними ветрами пены жимолости и кизильника. Тут и там на крышах сараев в небрежных гнездах стояли приготовившиеся к отлету аисты. С гулким стуком падали перезрелые груши. Во дворах в последний раз перед сном неистово клекотали и дрались петухи. Деревня была живописная и маленькая, не больше десяти минут ходу до окраины.