Вилы - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Иванов cтр.№ 75

Шитов примчался разбираться с погубителями, а Сарапул поднял бунт против бунтовщиков. Попа стащили с коня, повязали кушаками и кинули в подвал церкви. Из Казани в Сарапул пришла команда подполковника Алексея Обернибесова. По дороге Обернибесов разгромил мятежников у Елабуги. Пленного попа Данилу подполковник отправил на суд в Казань. Через пару недель конвой привёз бунтовщика Шитова обратно в Сарапул с указанием повесить. И попа повесили над селом на Старцевой горе.

Впрочем, бунт не оставлял Сарапул в покое. В начале марта 1774 года на камском льду снова показались башкиры. Это был отряд Салавата Юлаева. Обернибесов занял оборону. Карабинеры и гусары дважды сшибались с батырами на околице Сарапула, и Салават отступил. За спасение Сарапула Обернибесова произвели в полковники. Потом его отправили в Башкирию, но он ещё вернётся к Сарапулу.

Громовым летом 1774 года неподалёку от Сарапула прошумело войско Пугачёва. Емельян не пожелал свернуть с Казанского тракта и послал в Сарапул атамана Сухарева. Атаман потребовал, чтобы его встретили с хлебом-солью. Сарапул в третий раз подчинился бунту. Крестьянский здравый смысл нашёптывал жителям: не прите на рожон, авось пронесёт тучу мороком. Но не пронесло.

Варнаки Сухарева отыскали в селе тех, кто морил в бане атамана Власова и вязал попа Данилу Шитова. Пленников вытолкали на Старцеву гору и повесили. Висельники на Старцевой горе заменили Сарапулу флаги победителей. Но Сухарев угодил в ту же западню сладкой жизни богатого села, что и Власов. И вскоре новый атаман пил, рылся в чужих сундуках и лапал девок. Жители Сарапула уже готовили батожок, чтобы снова подпереть дверь у баньки. Их остановил пугачёвский флот, который грозно проплыл по Каме мимо Сарапула.

На помощь Сарапулу из глубин Башкирии спешил полковник Обернибесов. Он форсировал Каму и возле деревни Бедьки сцепился с пугачёвским флотом. С камского яра полетели ядра из пушек Обернибесова, перед мятежными барками поперёк реки вырос частокол водяных столбов. Пугачёвские бурлаки затопили свои барки. А в Сарапуле жители услыхали канонаду и кинулись на пьяного атамана Сухарева. Его потащили, конечно же, на Старцеву гору – и подняли на виселицу. Когда из Казани прибыли войска, их встретили благовестом. И командир отряда отрапортовал в Казань, что «злодейский начальник издох». Трижды мятежный Сарапул, избежав разорения, выкрутился из всех передряг.

Из Елабуги Пугачёв шёл в Казань. На Казанском тракте в селе Мамадыш у храма толпился народ, ожидая самозванца. Пономарь трезвонил с колокольни, а поп приготовил распятье, чтобы благословить Пугачёва. Тихую и широкую реку Вятку огромная толпа мятежников переплыла на лодках, на плотах и попросту саженками.

Село Мамадыш стояло на землях кряшен. Это был странный народ – татары-христиане. Кряшены ревниво отделяли себя от похожих нагайбаков, потому что православие приняли очень-очень давно: ещё в Булгарии, ещё до Золотой Орды. На речке Кирмень неподалёку от Мамадыша кряшены почитали древний «ханнар зират» – ханское кладбище. Здесь под камнями, покрытыми арабской вязью, спали булгарские эльтеберы, которые привели кряшен ко Христу во времена князя Владимира.

На молебне в храме Мамадыша Емельян разглядывал лица кряшен, смуглые и нерусские, и думал, что зря он рассчитывал на татар. Татары не заменят ему башкир. Татары давно уже стали земледельцами и ныне ничем не отличаются от русских крестьян. Эти вот даже хрещёные. Дело не в нации и не в вере, а в образе жизни.

По образу жизни башкиры походили на своих врагов казаков, поэтому борьба башкир за веру и традицию оказалась единородна с борьбой казаков за равенство и справедливость. Ценности башкир легко конвертировались в ценности казаков – и наоборот. Мятеж породнил казаков и башкир ненавистью к общему врагу, который попирал эти ценности, – к Российской империи. Скотоводство башкир не нуждалось в Российской империи, так как не нуждалось в границах и в рабах. Скотоводству хватило бы Улуса Джучи.

А земледелие было немыслимо без империи: она защищала границы полей и принуждала рабов к работе. И главными ценностями земледелия стали власть и собственность. Собственность означала право на поля, а власть означала право на рабов. Этих ценностей держались все земледельцы – и дворяне, и крестьяне. И все они нуждались в Российской империи, где эти ценности стояли во главе угла и были защищены всей силой державы.

Пугачёв понимал: против государства крестьяне не пойдут. Но они пойдут против дворян, в пользу которых государство перераспределило собственность и власть. Крестьяне убьют барина – ради ценности власти, и ограбят барское имение – ради ценности собственности. Но потом они остановятся: всё, цель достигнута. Под Мамадышем Пугачёв понял, что жители Поволжья – земледельцы. Не важно, русские они или инородцы, крещёные или нет, – они крестьяне. Они бунтуют, чтобы ограбить барина, и от барских закромов далеко не отлучаются. Им нет дела до общего царя, их интерес – личная месть и личная корысть.

«Ханнан зират» близ города Мамадыш – кладбище эльтеберов

Кряшенам эту истину предъявил здешний бунтовщик Гаврила Лихачёв. Он подался в разбой ещё весною, но потом сообразил: в одиночку его удел – тощие деревни по Вятке, а вот с войском Пугачёва он прорвётся прямиком к амбарам толстопузой Казани. Гаврила с бандой явился в Мамадыш, дождался мятежников и присягнул самозванцу, чтобы Емельян взял его в поход на Казань. Пугачёв взял Лихачёва и не обманул его: отдал Казань на грабёж своему воинству. А вот Гаврила обманул Емельяна: не пошёл вместе с царём от Казани дальше за Волгу, а сбежал обратно домой. Мятеж за пределами своей округи крестьянам был непонятен и не нужен.

Гаврила Лихачёв и его подельники вовсе не были трусами. Когда Казань оправилась и выслала на Мамадыш драгунскую команду майора Неклюдова, Гаврила заступил майору дорогу на поле возле Рыбной Слободы. Паля из двух пушек, четыре сотни лихачёвцев напали на команду майора. Драгуны ответили контратакой и вмяли в пашню 70 мужиков – только тогда мятежники разбежались.

Но Гаврила не утихомирился. Он укрылся в лесах за Вяткой и начал собирать новый отряд. Разгром Емельяна Гаврилу ничуть не смутил. У Пугачёва своё поле, у Лихачёва – своё, и друг другу они – сторона. Так рассуждали все крестьяне. Для казаков и башкир бунт был как военный поход: все вместе идут докуда смогут. А для крестьян бунт был как жатва: каждый идёт один до конца своей борозды.