Мы дрались против «Тигров». «Главное – выбить у них танки!» - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 37

Привезли нас сначала в Моршанск, что в Тамбовской губернии, а потом, погрузив в эшелон, отправили на учебу в Меликесские лагеря в Ульяновской области. Белье нам выдали новое, а вот обмундирование старенькое, видимо, снятое с наших же убитых – видны были аккуратненько заштопанные пулевые и осколочные отверстия. А мороз-то какой был! Нам еще ничего – на нас шинель, теплое и х/б белье, ботинки с теплыми обмотками. А вот прислали узбеков – ой, несчастные люди! Так вот, им разрешили халаты под шинелью носить. Хотя там особо не замерзнешь – атака, пробежка, да марш бросок раз в 10 дней по 20 километров. В вещмешок 16 килограммов песка насыпят, винтовочку взял – и вперед. Вот так – с января по март. В марте нас построили и говорят: «У кого 7 классов и выше – три шага вперед». Я вышел, поскольку у меня было 8 классов образования. В основном же у нас были крестьянские ребята с образованием 5–6 классов, а то и вообще необразованные. Отобрали нас человек сто и отправили в офицерское училище. Вещички взяли и вперед. Ну какие у нас вещи?! – пара белья, мыло черное хозяйственное и полотенце. Даже зубной щетки ни у кого не было: не положено было. У немцев в рюкзак посмотришь: там и щеточка зубная, и порошок, и эрзац-мыло – по-немецки все аккуратно сделано. А это эрзац-мыло было корявое такое: в нем песок, что ли, был. Скоро не смылишь.

Трое суток ехали из Меликесса в город Кинель, что под Самарой. Определили нас в 3-е Кубышевское пехотное училище, казармы которого располагались в 140 километрах от Волги. Нас обмундировали во все курсантское, как до войны – яловые сапоги, шерстяная гимнастерка, диагоналевые штаны. После шестимесячного курса нас должны были отправить на фронт, и уже там, на фронте, присвоить звание младшего лейтенанта. А сколько этих лейтенантов на фронте ложилось – ой! Мало кто выживал! Как попал на фронт – на снайпера точно наткнется. У нас же не могут защитить человека: у офицеров и гимнастерка другая, и фуражечка, а не пилотка. У немцев снайперы хорошо стреляли.

Вот два месяца мы проучились, и вдруг приказ – отправить старший курс на фронт. Все бы ничего, да обмундирование для них не пришло. Поэтому нас раздевают, их одевают в наше, а нам дают нашу старую одежду, а вместо ботинок, которых почему-то уже не было, дали лапти и белые обмотки.

И вот мы в лаптях месяца два, пока обмундирование не прислали, ходили. В общей сложности в этом училище месяца 3 проучились, и его расформировали, а нас повезли в Инзу, в кузницу младшего комсостава – сержантов готовили. Там был огромный лагерь в сосновом лесу. А нары там трехэтажные, а крысы там вот такие – как лошади! Там было так: учебная бригада, а в ней пулеметный, артиллерийский, ПТР и танковый полки. Так я попал в полк ПТР. Учили нас неплохо: много стреляли и из винтовки, и из автомата, и, конечно, из ружей Дегтярева и Симонова. Дегтярев в плечо здорово отдает, а у Симонова толчка почти не ощущаешь, да у него еще 5 патронов в обойме и полуавтоматическая подача. Из ПТР мы стреляли по фанерному макету движущегося танка.

Обучение расчета ПТРД.

Куда стреляли? Если прямо на тебя танк движется, то надо либо по смотровой щели бить, либо под башню, чтобы ее заклинить. А пойди попробуй с 500 метров попасть в смотровую щель! Некоторые попадали, но мне не удавалось. Да еще можно гусеницу разбить, если удачно попасть. А уж как он встал, его либо ПТРовцы, либо артиллеристы добьют. Ну а если танк бортом подставился, то в боекомплект попасть – милое дело. Это такой взрыв, такой фейерверк! Все разваливается на части, башня с пушкой летят в сторону… Красиво! Солдаты «Ура!» орут, подпрыгивают, шапки вверх бросают.

Вот так мы своего «Фердинанда» и подбили, но об этом дальше.

Учили нас буквально три месяца, присвоили звание «сержант» – и на фронт. Ехали на фронт месяца два. Пока ехали, из эшелона погибло человек 20 – кругом все заминировано. Один чудак-матрос мину-лягушку отсоединил. Как уж он умудрился?! Вот голова садовая! Тут еще зеваки молодые, необстрелянные вокруг него собрались: «Вот, – говорит, – смотрите, как она подпрыгнет, я ее поймаю, и она не взорвется». Она подпрыгнула да и взорвалась. Ему руку оторвало, и кишки вывалились. Еще одного убило и троих ранило.

Под Старый Оскол приехали, а там мост взорван, и мы застряли. Курская битва недели две как закончилась, и, пока эшелон стоял, нас рассредоточили и заставили трупы зарывать. Танкистов из танков вынимали– и немецких, и наших. Трупный запах! Потом привыкли, а поначалу рвало всех. А что делать? Танков там набито было – ой! Там некоторые прям друг с другом сцепились и стали дыбом. Чьих больше? Мы не считали… может, немецких и побольше. Хоронили в братских могилах. Сначала, конечно, обыскивали карманы – искали документы. У кого медальон или деньги, например, все отправляли домой. Иногда в карманах находили записочки на случай смерти. А у многих ничего не было, никаких документов. От танкистов так только обуглившееся чучело оставалось. Как определить его фамилию? Удивительно, но они не пахли. Немцев и своих вместе зарывали. Просто писали на могилах: «Похоронено столько-то русских, столько-то немцев». Как один политработник сказал: «Хоть они и фашисты, но они же люди».

До начала 1944 года наша 202-я стрелковая дивизия 53-й армии в боях не участвовала, а стояла в резерве, а потом нас перебросили под Корсунь-Шевченковский. Туда мы, наверное, неделю шли, делая километров по 70 за длинную январскую ночь. Спать хотелось страшно. А погода в январе стояла теплая. Дороги развезло. Идешь, и вот на эти ботиночки с обмотками чернозем украинский по пуду налипает. Счистишь его, десять шагов шагнул – опять такой же ком. О-ох, потоптали мы там земли! Я был в роте ПТР. У нас с напарником Малышевым, высоким парнем, сибиряком, 1925 года рождения, был ПТР Симонова. Сначала несли его целиком, потом командир роты разрешил разъединить. Представь, что весило ружье 22 килограмма, а еще 200 штук патронов – 28 килограммов. У меня был наган (первый номер вооружен был наганом, а второй автоматом), а у Малышева – ППШ и к нему еще три диска с патронами, НЗ, продукты, бельишко. И все на себе тащили!

Остановка. Разведка доложила – немцы рядом. Нам команда окопаться на краю деревни. Какая деревня? Комаровка, по-украински «Комаривка». Окапываться в какую сторону? В эту – на деревню. А там штаб расположился, разведка полковая. Мы окопались. Под мельницей сделали подковой свой окоп, ПТР выставили. Ждем команду. Сколько времени? Три часа. Ну мы еще подкопали – вода хлюпать стала…

Ну досталось нам там здорово! За всю войну единственный раз так было. Оказалось, что немцы затаились рядом в овраге за деревней, а когда все более или менее успокоились, пехота вдоль деревни себе окопы отрыла, как начали они садить из минометов по деревне. А на этой мельнице, прям над нами, у них был крупнокалиберный пулемет, который начал по деревне строчить. Наш окоп в пяти метрах был! И как они не догадались гранату в нас бросить? Может, у них не было? Малышев сидел-сидел, говорит: «Володька, я полезу. Я, говорит, его шлепну. Дай свой наган». Я дал ему наган, а у него еще и автомат был, и он полез. Через некоторое время слышу – стрельба. И немцы стреляют, и он стреляет. Ну думаю: «Конец Малышеву!» Ничего подобного! Вылезает оттуда! Шлепнул этих двоих, что там были! «Все, – говорит, – я их кончил!» А тут такой кошмар начался! Командиров я больше и не видел. Начали мы стрелять из ПТРа. А куда стрелять – не видно никого! Темнота, черт возьми! По вспышкам стреляли. Патронов 20–30 израсходовали.