Мое проклятие - читать онлайн книгу. Автор: Алиса Ардова cтр.№ 62

Тонкой паутиной окутало чуть слышное:

— Это безумие. Безумие, сладкое, как яд джвара.

Зачем я закрыла глаза? Так все ощущалось еще острее. Но сил поднять веки уже не было.

Миг, что бывает дольше вечности, — и я, не выдержав, сама потянулась навстречу, одним вдохом впитывая вкус его губ. Медленное, тягучее движение — как узнавание, как вызов и приговор.

Застонала, когда Савард углубил поцелуй, и его язык отыскал мой, нежно оплетая, поглаживая. Все еще дразня, но уже лишая рассудка. Сильные пальцы сжали волосы, притягивая так близко, будто сиятельный хотел слиться со мной воедино. В движениях губ больше не было сдержанности и нежности. Они уже не искушали — требовали, настойчиво и страстно, раскрывая истинные желания мужчины. Жадно, стремительно завоевывали, поглощали, и я… Я сдалась.

В какой-то момент вдруг поняла, что отвечаю с не меньшим жаром. Выгибаюсь, тянусь к терпкому рту, чтобы выпить до капли каждую ласку, льну к сильным рукам, лихорадочно гладящим спину через ткань платья.

Мелькнуло паническое: «Надо остановиться, пока не поздно, пока страсть еще не взяла верх над разумом, поглотив меня без остатка». И, точно услышав эти мысли, сиятельный сам вдруг резко оборвал поцелуй. Оторвался, тяжело дыша. Хрипловато шепнул прямо в губы, которые еще ломило от возбуждения, от потребности в прикосновениях:

— Сладкая, какая же ты сладкая, Кэти.

Руки обняли, стиснули, прижали к твердой груди, не давая возможности пошевелиться, не то чтобы отстраниться. И мне оставалось лишь стоять неподвижно, слушая Саварда.

— Я знаю, ты не хочешь, не можешь хотеть меня, Кэти. Отвечаешь на поцелуй, только чтобы угодить желанию господина, как и положено правильно воспитанной наиде. Сегодня утром я видел твои настоящие чувства. Отстраненность, безразличие. Правильно, именно так должно быть, ведь с момента нашей последней ночи не прошло и нескольких суток. Оживление, удовольствие от прогулки — всего-навсего результат действия очередного снадобья Гарарда… — Недолгое молчание, и снова тяжелые, невыносимо тяжелые слова: — Мне это было известно с самого начала, но так хотелось обмануться. Хоть на миг поверить, что ты испытываешь то же, что и я. Сгораешь в таком же огне. Мучаешься той же нестерпимой жаждой. Я играл сам с собою. И проиграл. Сейчас, целуя тебя, вдруг понял: еще мгновение — и не смогу остановиться. Просто возьму здесь, сейчас. И будет все равно. Что не хочешь меня. Что прикасаться к тебе сегодня недопустимо. Что это может причинить вред, даже убить. Подобное поведение с моей стороны неприемлемо. Я зря поддался желанию увидеть тебя и возвратился сюда прошлой ночью.

Отпустил, отвернулся, сжал кулаки.

— Тебя проводят, Катэль.

И не глядя больше в мою сторону, направился к выходу.

— Дине, Ниор, — раздалось уже за дверью, — сопроводите сирру Кателлину в ее покои.

* * *

Сиятельного в этот день я больше не видела.

После того как привела себя в порядок и переоделась, спросила вскользь у Ниды, почтит ли саэр меня вниманием за обедом, и получила ответ: «Господин по возвращении с прогулки отбыл в столицу». Честно говоря, обрадовалась услышанному.

Кариффа тоже не объявилась. То ли занята была, то ли, что вероятнее, избегала встреч, предчувствуя неизбежное выяснение отношений и не желая его. Я уже успела убедиться: чутье на неприятности и осторожность у старухи — просто звериные.

Поздний обед.

Мягкий диван в гостиной и пестрые картинки сфер, что мелькали перед глазами, никак не желая сегодня откладываться в памяти.

Ужин.

Бездумное наблюдение за тем, как дрожит листва деревьев под легкими дуновениями вечернего ветра, как мерцают, переливаются дальние звезды на темнеющем небе, двигаясь вместе с креслом-качалкой. Вверх-вниз, вперед-назад.

И наконец сон — последняя точка в событиях бесконечно длинного дня, который я встретила с невероятным облегчением. Как оказалось, совершенно зря. Ночные грезы не принесли успокоения.

Нет, это было не тяжелое бредовое видение. Не очередное загадочное посещение затерянного храма. Но лучше уж кошмар. Лучше необъяснимый гнев странной богини, чем хрупкие тени, мучительные призраки счастливого прошлого…

Мы со Светкой на надувных матрасах. А вокруг — теплое южное море. Брызги и визги летят во все стороны. Старательно толкаемся, пытаясь перевернуть друг друга. И хохочем. Хохочем…

Наталья Владимировна мягко проводит по моим волосам рукой. Подкладывает на тарелку очередной, только что испеченный пирожок с вишней. «Вкусно?» Дружно восторженно мычим, не отрываясь от лакомства. А Светкина бабушка улыбается, ласково, открыто, и лучики-морщинки, бегущие к вискам, делают ее лицо очень привлекательным. Каким-то родным…

Света замирает перед зеркалом, придирчиво вглядываясь в отражение. Глаза ярко блестят. На щеках лихорадочный румянец. «Ох, Катька, он такой… такой!» — «Что, неужели, лучше всех твоих прошлых?» — «Никакого сравнения, Тема — самый-самый!» — «Смотри, не влюбись. Или уже?» — «Да ну тебя!» Смеемся…

Артем обнимает. Целует — нежно, головокружительно сладко. «Выйдешь за меня, Катюш?» Всматриваюсь в любимое лицо, киваю, не в силах произнести ни слова. Будущий муж принимает мой ответ и расплывается в счастливой улыбке…

Тепло и свет… Свет и тепло…

Тем более отрезвляющим стало пробуждение.

Проснулась я полностью разбитой, почти больной и поняла, что вставать совершенно не хочется. Есть, разговаривать, видеть кого бы то ни было. Ничего не хочется. Словно наконец-то настигло то самое состояние тупого безразличия, в котором и положено пребывать каждой порядочной, уважающей себя наиде.

Лиле с Нидой, как они ни старались, не удалось уговорить меня подняться. Девушки растерянно потоптались возле кровати и ушли ни с чем, чтобы — вполне ожидаемо — уступить место Кариффе. Старуха не стала ни причитать, ни уговаривать, ни топтаться. Окинула цепким взглядом и велела пригласить Гарарда.

Прибывшего «по тревоге» целителя я сразу же, с порога, уведомила, что ничего пить не стану, после чего потеряла к нему всякий интерес и отвернулась, до кончика носа закутавшись в одеяло. О чем мэтр с наставницей шептались в углу, даже не пыталась слушать. Главное — потом все исчезли, наконец-то оставив меня в покое.

С первой минуты в этом мире я словно шла по лезвию бритвы, не позволяя себе ни на мгновение расслабиться. Напряженно думала, лихорадочно что-то узнавала, прикидывала, как себя вести. И вот, кажется, наступил откат. Если бы я могла заплакать! Уверена, сразу стало бы легче. Но как раз это сделать было отчаянно трудно.

В родительской семье с детства приучали сдерживать негативные эмоции. «Незачем выносить свою постель на Невский проспект», — говаривала бабушка, коренная петербурженка. Больше я ни от кого подобной фразы не слышала. Недостойно воспитанного человека делать достоянием публики страх, гнев, ненависть, обиду, выворачивать душу наизнанку перед окружающими. Все твое должно остаться с тобой. В тебе. Поэтому сейчас я просто тихо лежала, тяжело сглатывая застрявший в горле сухой, колючий ком, а вместе с ним и сжигающие изнутри невыплаканные чувства.