Но вместо этого я написала:
ТлстЛуи: Обязательно приду. Все, мне пора. Пока.
Иногда я сама себя ненавижу.
10 декабря, среда, 3 часа ночи
Никто не поверит, да мне и самой верится с трудом. Иногда из-за бабушки я даже спать не могу.
Честно. Я спала мертвым сном, рядом разлегся Толстый Луи и тоже спал мертвым сном, как вдруг меня словно током ударило и в голове прозвучали бабушкины слова: «Разве ты в результате не стала его девушкой?»
И ВЕДЬ ОНА ПРАВА!!!
Анонимные письма Кенни сработали. И я стала его девушкой.
Ну, так и что теперь мешает мне написать несколько анонимных писем парню, которого я люблю? Даже невзирая на тот факт, что у меня уже есть бойфренд, а у него – подружка.
А вдруг действительно что-нибудь получится? Надо все хорошенько обдумать, чтобы не свалять дурака, но ведь если долго мучиться – что-нибудь получится. Теперь засыпаю. Но мысль отличная.
10 декабря, среда, дома
Думала об этом всю ночь во сне и, кажется, придумала. Хоть я и сижу здесь, мой план уже работает, спасибо Тине Хаким Баба и посещению «Хо Дели» перед школой.
В «Хо» не оказалось того, что я искала. Мне нужна была открытка, чистая изнутри и с симпатичной и нейтральной картинкой. Но с такими в «Хо» была напряженка. Либо пошлость какая-нибудь, либо котята в корзинках, либо фрукты в шоколадном сиропе. Пришлось выбрать клубнику – вроде ничего. Тине она не очень понравилась, да ладно, что делать, и такая сойдет.
На этой открытке Тина печатными буквами напишет стихотворение, которое я сочинила. Нельзя, чтобы Майкл, узнал мой почерк. А вот и оно:
Прекрасные розы алеют в саду.
Теряют они лепестки на ветру.
Ты не знаешь того, что давно знаю я:
Никто так сильно не любит тебя.
Определенно, не Байрон, но ночью во сне больше ничего в голову не пришло. Я сначала сомневалась, надо ли упоминать слово «любовь». Может, достаточно просто написать, что он мне нравится. Но, во-первых, это трудно уложить в рифму, а во-вторых, не хочу, чтобы Майкл подумал, будто по нему сохнет какая-то сумасшедшая фанатка. И потом Тина сказала, что раз я его люблю, то значит, так и надо писать. И еще я подумала, что раз письмо анонимное, то можно не бояться раскрывать душу.
Перед физкультурой Тина пройдет мимо шкафчика Майкла и бросит туда мою открытку.
Я сама не верю тому, что делаю. Но, как говорит папа, скромность – кратчайший путь к забвению. Наверное, он прав.
10 декабря, среда, дома
Ларс только что заметил, что я довольно сильно рискую, хотя и не подписала открытку. Сказал, что я зря посвятила в эти дела подругу и даже попросила ее написать стихотворение, а потом положить в шкафчик Майкла. Он-то сам узнал обо всем этом только потому, что мы ехали в школу вместе и, естественно, вместе заходили в «Хо Дели», а значит, Ларс видел, как мы выбирали открытку, а потом обсуждали все прочие детали. Я бы предпочла, чтобы он не вмешивался… Что он понимает? Он уже взрослый мужчина, четыре раза женился и уже забыл, что такое любовь и романтика.
10 декабря, среда, алгебра, 9.30
Только что встретила Лилли в коридоре возле класса.
– Не забудь! В десять часов! Не подведи! – прошептала она страшным голосом и сделала не менее страшные глаза.
А я и вправду забыла! Забастовка! Идиотская забастовка! Черт!
Бедный мистер Джанини толкует что-то из пятой главы и ничего не подозревает. Он-то не виноват, что миссис Спирс не понравилась тема полугодового сочинения Лилли. Не может же Лилли наказывать всех педагогов школы за поступок одной учительницы?
Уже без двадцати пяти десять. ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?
10 декабря, среда, алгебра, 9.45
Лана, бессовестная, в своем репертуаре. Откинулась на спинку стула, повернулась ко мне и шепчет:
– Эй, ты идешь бастовать вместе со своей толстой подружкой?
Вот ведь вредина! Лилли совсем не толстая. Она пухленькая.
10 декабря, среда, алгебра, 9.50
Все, не могу. До забастовки 10 минут. Выхожу.
10 декабря, среда, алгебра, 9.55
Смешнее не придумаешь. Попросила у мистера Дж. разрешения выйти из класса. И теперь стою в коридоре на втором этаже около питьевого фонтанчика и кнопки пожарной тревоги.
Ларс здесь же, рядом, естественно. Хотелось бы, чтобы он перестал смеяться. Он, видимо, не понимает всей серьезности ситуации. Да еще и Джастин Баксендайл только что прошел мимо и взглянул на нас как на дикарей.
Да, наверное, я выгляжу дико, болтаясь в коридоре вместе с телохранителем, которого трясет от смеха. Но все же это не причина, чтобы Джастин Баксендайл так удивленно на меня смотрел.
У него длиннющие ресницы, и поэтому такой взгляд…
О БОЖЕ! О ЧЕМ Я ДУМАЮ! НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ, ЧТО ДУМАЮ ПРО РЕСНИЦЫ ДЖАСТИНА БАКСЕНДАЙЛА В ТАКОЙ МОМЕНТ!
А проблема вот в чем:
– если не пойду на забастовку, потеряю лучшую подругу;
– если пойду, то подставлю отчима.
Так что выбор прост. Куда уж проще. Ларс предложил пойти к Лилли вместо меня, но я не согласилась. Если это обнаружится, он пострадает. Он ни на секунду не должен выпускать меня из виду.
Все. Я принцесса. Я знаю что делать и я приняла решение.
Я сказала Ларсу, чтобы был готов быстро бежать. В первый раз в жизни непропорционально длинные ноги сослужат мне хорошую службу. Можно делать широкие шаги.
Все, вперед.
10 декабря, среда, 10.00, семьдесят пятая улица
Не понимаю, почему она так злится. Одно дело, когда людей эвакуируют из-за пожарной тревоги, а совсем другое – когда все ученики школы вдруг встают и выходят из классов в знак протеста против воспитательных методов некоторых учителей.
Вот мы и стоим посреди улицы под дождем без верхней одежды, плащей и зонтов, потому что ни у кого не было времени забрать куртки из шкафчиков, – теперь все замерзнут, простудятся и умрут.
Разве этого она хотела?
Нет, не этого.
– Нас кто-то выдал! – кричит Лилли. – Кто-то проболтался! Таких совпадений не бывает! Не может быть, чтобы учебную пожарную тревогу случайно назначили на то же самое время, когда у нас начинается забастовка! Но эти бюрократы не удержат нас от демонстрации протеста против них! Никогда! Они даже заставляют нас стоять на этом холоде специально, чтобы ослабить нашу иммунную систему и не оставить сил бороться против них! Я лично отказываюсь простужаться! Отказываюсь терпеть их жалкие оскорбления!