Кома - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Анисимов cтр.№ 63

Он подумал. Да, в это время никаких особых задач перед ним не стояло, кроме рутинных, вполне переносимых на то время, когда у Сони кончится перерыв. Именно это он и сказал, отчаянно держась за интонации, чтобы не вызвать никакого даже смутного укола «что-то не так». «В десять в субботу у Лобова наконец-то выбитое Свердловой изотопное исследование на рентгенологии, – вот это важно. А я – одинокий и достаточно хорошо воспитанный молодой доктор, и не слишком смело гляжу на понравившуюся мне девушку. Я хочу думать о том, что у нас что-то может получиться».

Соня вежливо попрощалась, снова улыбнувшись, и он, наконец, улыбнулся сам. Остаток дня у Николая прошёл под знаком того, что он сделал. С одной стороны, была гадливость от того, что он так много врал людям, с другой – знакомство и общение с девушкой, а тем более с обеими, оказалось для него неожиданно приятным и естественным. Соня действительно была симпатичной и, похоже, достаточно близкой к нему духовно. Явно хорошая была девочка: фигура не как у Софии Арден, голос не как у Софьи Хмелевской, характер – наверняка не как у Софьи Перовской. И так далее по всем знаменитым Софиям и Софьям: от Ковалевской до Головкиной. Уже начав свою «вечернюю смену», и массируя спину тихонько покряхтывающей от ощущений радикулитницы, Николай внутренне посмеялся таким сравнениям. Если при всём при этом девочка по чертам характера и внешности будет находиться где-то между всеми этими Софьями, то это будет просто здорово. С ней, наверное, действительно приятно будет общаться. Жаль, что всё это ненадолго и не по-настоящему.

Второй массаж, потом третий. Как обычно при виде больного Петрова, то есть Дмитрия Ивановича, у Николая возникло чувство не то неудобства, не то раздражения. Странно, учитывая, что при первом знакомстве «шифоньер» ему понравился. В голове будто зудела какая-то мысль, и уже не первый раз. По правому боку больного тянулся длинный белый шрамик, уползающий под резинку трусов. Чуть ближе к позвоночнику, и его можно было бы расценить как след от доступа к почечной ножке – так называемый разрез Израэля. Больше никаких примет на его коже не обнаруживалось, и даже родинок было значительно меньше того, что он привык видеть. Отмассировав больного в полную силу и постепенно успокоившись, Николай забрал деньги, вежливо поблагодарил, и быстро проделал все те уборочные манипуляции, которые должен был делать каждый раз, чтобы оставить за собой чистый кабинет для утренней работы штатной массажистки. Та относилась к нему достаточно ровно, не считая, к его счастью, что молодой врач способен обделить её работой. В конце концов, многие больные предпочитали именно её. Но тем не менее, при этом было вполне ясно, что застоявшегося за ночь запаха пота в кабинете и пары волосков на клеёнке ей будет достаточно, чтобы по крайней мере поднять вопрос: а по какому собственно праву «левый» человек халтурит у них на отделении?

В отличие от нескольких предшествовавших дней, сегодняшний был на редкость удачным. Всего-то в сутках 24 часа, а столько всего разного в них помещается, если не сидеть «на попе ровно». Полностью закончив с уборкой, посмотрев на часы, и решив, что больше сегодня делать нечего, Николай тяжело задумался, где бы сегодня переночевать. Злость на то, что какие-то непонятные причины не дают ему нормально жить не была новой. С другой стороны, ему действительно надо было изредка где-то мыться и переодеваться в чистое. Да и просто, хотелось для разнообразия поужинать по-человечески, дома, с родителями. Стоит ли это того? Не получится ли так, как получилось у Вдовых? Ответов на эти вопросы у него не было и быть не могло, и это само по себе было плохо. Предположив, что время ответит на этот вопрос само, и понимая, что очередная ночёвка на отделении ничем ему не поможет, Николай всё-таки решил выйти наружу, – по крайней мере съездить в работающую до восьми Публичную Библиотеку, – отксерокопировать, наконец, копию заказанной Амаспюром статьи. Последнее, что он успел сделать на отделении, это зайти к мадам Петровой и ещё одной из своих «непростых» больных, посмотреть на них ещё раз. То, что случилось с Екатериной Егоровной тем вечером, когда он ушёл с отделения слишком торопливо, Николай запомнил на всю жизнь. Он надеялся, что второго урока ему не потребуется.

Удачный день продолжился до такой степени, что в «Публичку» он успел вовремя, и молодая библиотекарь нужного отдела, похожая в своих очках на рыбку гуппи, принесла ему заказанный журнал буквально через 10 минут. Непонятно по какой причине, но соответствующие номеру тома и выпуска числа засели у Николая в голове ещё с того вечера, когда он готовился дома к назначенному себе на следующий день общению с Рэмом Владимировичем. С состоявшимся тогда же рассказом про токсический шок у молодых женщин во время и после месячных. Это позволило ему не тратить время, роясь в картотеке или стоя в очереди к подключенному к Интернету компьютеру. Ну, вот и ещё одним делом меньше. День был действительно здорово наполненным, и его концу усталость прочно засела и в костях, и в мыслях.

Статья оказалась достаточно длинная, на 15 страниц, и её ксерокопирование по расценкам «Публички» обошлось в достаточно заметную для него сумму. После массажей шанс отдать отцу хотя бы часть денег всё ещё имелся, но с этим Николай предпочитал пока не торопиться – кто знает, что с ним может случиться дальше. Крепко подумав ещё раз, он всё же сел на метро и поехал в сторону дома. Случившийся с ним на этой же ветке с неделю назад непонятный приступ клаустрофобии не повторился, и до «Петроградской» он доехал без приключений и даже с относительным комфортом, прижавшись спиной к одной из отграничивающих сиденье от автоматической входной двери металлических дуг. Выйдя наверх, он, неожиданно для самого себя сделал кое-что забавное, – то есть дойдя до ближайшего от метро «карточного» телефона-автомата, позвонил домой, и после обычных приветов, сказал озабоченной маме, что опять очень занят, и ночевать дома не будет и сегодня тоже. После этого он направился именно домой, – пешком, внимательно глядя по сторонам.

Никаких подозрительных людей за ним не следовало, никаких машин не ехало по Каменноостровскому со скоростью пешехода. Это, конечно, ничего не значило: в том, как можно засечь профессионально следящих за кем-то людей Николай ориентировался всего лишь на книги, а это не самое лучшее подспорье. Шагая, он минут пять подкидывал на ладони мелкую монетку, и как раз у пересечения проспекта с набережной реки Карповки, где серела громада недостроенной и законсервированной гостиницы, уронил её на асфальт. Вместо того, чтобы подпрыгнуть и звякнуть, монетка встала на ребро и покатилась вперёд. Прыгать за ней Николаю пришлось метра три, напугав при этом какую-то симпатичную петербургскую бабульку в беретике. Неожиданно получившийся юмористическим инцидент позволил без помех и с извинениями оглядеться, после чего, перейдя мостик, он свернул на изгибающуюся дугой набережную уже более спокойным. Улицу, где по дороге домой на него напали, Николай обошёл, выйдя к родному дому совершенно извращенческим маршрутом, – мимо бывшего ОВИРа и «Дворца Молодёжи» с многометровым красно-белым метеорологическим шаром на крыше.

Даже дойдя до дома, он сначала обошёл его с тыльной стороны, догадавшись сперва поглядеть под ведущую во двор арку аж с другой стороны улицы. Окна родительской квартиры на верхнем этаже старого дома светились жёлтым и серым, в гостиной мигал синий отсвет работающего телевизора. Прислонившись к приятно холодной даже сквозь куртку стене, Николай, задрав голову, разглядывал их окна минут пять, пока не увидел мелькнувший в кухне мамин силуэт на фоне тюля: она что-то поставила на подоконник. Ну что, решаться или нет? Поколебавшись ещё с минуту, он всё-таки решился и осторожно пошёл по направлению к своей парадной, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам. Сердце бу́хало и дёргалось, требуя уйти обратно в темноту. В результате то, что Николай, колеблясь, всё-таки не стал поворачивать назад, неожиданно потребовало от него достаточно много усилий. Подъезд закрывался на кодовый замок, но за пять или шесть лет с момента его установки соответствующие коду «рабочие» цифры на кнопках замка стёрлись до такой степени, что не войти в эту дверь теперь мог разве что ребёнок в возрасте лет до шести, причём со склонностью к аутизму.