Лейтенант бросил взгляд на фасад дома: свет не горел только в нескольких окнах, и все балконы были забиты публикой, как в театре «Ла Фениче»
[71] в вечер премьеры.
— Как ее фамилия? — поинтересовался Сервас.
— Штайнмайер. Кристина Штайнмайер.
Кристина…
— Она упоминала оперу? — задал Мартен еще один вопрос.
Его собеседник резко обернулся.
— Что ты сказал?
— Она произносила слово «опера»?
Больё сощурился и несколько секунд смотрел на свой намокший галстук, а потом перевел цепкий взгляд на майора.
— Черт, как ты узнал?.. Она сказала, что преследователь — ну, тот, что якобы побывал у нее в квартире, — оставил на журнальном столике CD-диск с записью оперы… Ты все-таки не просто так сюда заявился, я прав?
— Да.
— Проклятие! Ты меня достал, Сервас! Мог бы сразу сказать… Что тебе известно? Если ты не в курсе, это мое расследование.
Мартен немного помолчал, глядя на водосточные трубы, извергавшие на тротуар потоки воды, и на горящие в квартирах люстры, но в конце концов решился:
— Позволь мне задать твоей… подозреваемой несколько вопросов. Вдруг она говорит правду? Я ничего не стану утаивать.
У лейтенанта от возмущения отвалилась челюсть. Он побагровел и гаркнул на всю улицу:
— Ты такой же псих, как она, если думаешь, что я тебе это позволю! Никто, кроме меня, допрашивать эту бабу не будет!
— Назовешь код домофона? — невозмутимо попросил его майор.
— Черт, Сервас, что за игру ты затеял?!
— Ты не видишь картину в целом и идешь не в том направлении. Скажи, я часто ошибался? Садился в галошу?
Теперь Больё колебался.
— Я не при исполнении, у меня отпуск по болезни… Слава достанется тебе… — пообещал его коллега. — Я всего лишь хочу задать ей пару-тройку вопросов.
Лейтенант кивнул:
— Один-девять-четыре-пять…
— Без дураков?
— Да чего уж там…
Она зажгла верхний свет и вслушалась в тишину. Он приходил… Она сразу это поняла. В ее отсутствие. Нужно быть чертовским наглецом, чтобы заявиться на место своего преступления, когда на улице лежит труп Макса… То есть Хорхе. Хозяйка дома задержала дыхание, поискала глазами следы пребывания своего врага, увидела на журнальном столике диск и подошла взглянуть на него.
«Поругание Лукреции». Бенджамен Бриттен.
[72]
Финал наверняка трагический — самоубийство…
Рядом с диском лежал листок бумаги. Послание, написанное от руки… Кристина заставила себя прочесть его:
Теперь ты видишь, что тебя ждет. Лучше сделай все сама. Давай покончим с этим. Взбрыкнешь еще раз — возьмемся за твою мать…
У мадемуазель Штайнмайер закружилась голова. Ей захотелось кинуться к окну и позвать на помощь круглоглазого полицейского, но она вовремя спохватилась: текст был написан ее почерком. У женщины подкосились ноги. Первоклассная подделка — во всяком случае, на взгляд дилетанта. Может не распознать и графолог. Она снова угодила в ловушку. Легавый придурок наверняка решит, что она и это письмо сама состряпала. Что она опасная психопатка. Да-да, чертовски опасная…
Враг опять опередил ее на один ход…
Несколько дней назад Кристина наверняка разнюнилась бы, начала бы жалеть себя, но теперь она не дрогнула и не пролила ни слезинки. Нужно решить, что делать с Игги, не держать же его до бесконечности в ванной… Что подумают полицейские, если обнаружат труп собаки, спеленатый на манер египетской мумии? Враг действует стремительно: за одну ночь убил безвинного пса, изнасиловал женщину и зарезал бродягу. Его ярость вышла из берегов, и теперь у них смертельный поединок. Журналистка застонала, а потом вспомнила о той женщине, что убила себя. Селия. Ее звали Селия. Спасительный гнев вернулся: терять ей нечего, так что она не сдастся, она будет драться. Нужно рассказать Лео о случившемся, предупредить его об опасности. И Жеральда тоже…
Тишину квартиры разорвала трель звонка, и Кристина застыла на месте.
Ее взгляд метнулся к двери. Неужели ее противник настолько безумен и нагл, что явился сюда, когда на улице полно полицейских? А собственно, почему бы и нет? Это был бы настоящий апофеоз… Штайнмайер на мгновение представила, как он выталкивает ее из окна. Все решат, что психопатка почувствовала себя загнанной в угол и предпочла свести счеты с жизнью. Финал, достойный оперы… Может, он даже поставит музыку, прежде чем перейти к делу…
«Нет, — прозвучал у нее в голове голос Мадлен. — У тебя разыгралось воображение. Он слишком осторожен, чтобы прийти сейчас. Этот человек хочет взять тебя измором, Крис, и рисковать не станет».
В дверь снова позвонили. Кто-то настаивает на встрече…
«Полицейские, — подумала она. — Решили меня арестовать…»
Кристина прокралась к двери и посмотрела в глазок. Она никогда не видела этого мужчину. Лет сорок, густые темные волосы и недельная щетина. Под глазами синяки, впалые щеки, но лицо приятное. На убийцу не похож. На больного тоже.
Перед глазком появился полицейский жетон, и хозяйка отшатнулась.
Дерьмо…
Она накинула цепочку и приоткрыла створку. Незнакомец моргнул, как недоспавший человек, и посмотрел ей в глаза.
— Да? — спросила женщина.
Неожиданный гость снова моргнул, не торопясь убрал значок и… улыбнулся. В его взгляде не было даже намека на враждебность.
— Меня зовут Мартен Сервас, — сказал он Кристине. — Я майор полиции. И, в отличие от моих коллег, я верю в вашу историю.
37. Вторичные детали картины
В какой-то момент она свернулась калачиком на диване и забылась сном. «Адреналин упал», — подумал ее собеседник. Как давно эта женщина не чувствует себя в безопасности? Она лежала, натянув плед до подбородка, а он сидел в кресле, молчал и наблюдал.
По сравнению с ней Мартен был почти в форме: щеки у нее ввалились, под глазами темнели круги, скулы выступали из-под кожи, как окаменелости из-под слоя земли на палеонтологическом раскопе… Ей сильно досталось, это очевидно, но она сильная, если устояла, когда стихийное бедствие за несколько дней почти разрушило ее жизнь. Как блицкриг… Мерзавец знает толк в молниеносной войне — что да, то да.
Несчастная рассказала майору о встрече с Фонтеном, о своих подозрениях и о признаниях Корделии. Она ничего не знала только об одном — о дневнике Милы. Почему же сам Мартен промолчал и не рассказал ей об этом? Он налил себе великолепного «Кот-Роти» из бутылки, которую Кристина открыла два часа назад, и снова задал себе тот же вопрос. Почему? По очень простой причине — не хотел признаваться, что собирается поймать космонавта с поличным, а ей уготовил роль «живца».