– Вот как? Я произвожу впечатление легкомысленной женщины?
– О, нет! – темные глаза Антонио озорно блеснули. – В Вас жив дух авантюризма. Только в правильном переводе с французского.
– Что Вы имеете в виду?
– Точный перевод этого слова – приключение.
– Я подумаю.
– Вы всегда можете сказать «нет».
Час спустя они миновали несколько съездов на Парму, а затем и мост с одноименным указателем. На вопросительный взгляд Маши Антонио только улыбнулся.
– Да, город Парма стоит на реке Парма.
– В детстве я несколько раз перечитывала «Пармскую обитель» и плакала над судьбой ее героев.
– Вы читали Стендаля? – удивился Сицилиец.
– До сих пор обожаю «Красное и черное».
– М-да, Россия часто преподносит мне неожиданности.
– А Вы часто бываете в России?
– В Москве часто.
– И у Вас есть знакомые?
– Несколько лет назад парень с редким именем Иван вытащил меня на себе из расщелины, когда я сломал ногу на Чегете. Мы стали почти братьями. А в это Рождество мы встретились на Канарских островах. Он был со своей очаровательной невестой.
– Антонио, да Вы просто путешественник!
– Вовсе нет! – отмахнулся он. – Это случайность. Больше всего на свете я люблю бывать в нашем доме в Трапани. Его построил мой давний предок, в честь которого мне дали имя. Это самое замечательное место в мире. Для меня, конечно.
– Фамильный замок на скале у моря?
– Много скромнее. Просто старый добрый дом, где я родился и вырос, где мне все знакомо до мелочей. Где тикают часы, а в кресле дремлет одинокий старик. Он тоже вырос там и хочет там умереть.
– Не будем о грустном.
– Не будем, – вздохнул он. – Просто это моя жизнь.
Они помолчали. Маша достала сигареты и угостила Антонио. Ей было отчего-то очень спокойно с этим странным на первый взгляд человеком. Он был одновременно и беззаботным шалопаем, и трогательным, очень искренним, ранимым романтиком, верящим в то, о чем многие давно позабыли. Она никак не могла решить, чего же в этом красавце больше, да и вообще, кто он и зачем в ее жизни. Однако эти вопросы постепенно исчезали, как пейзаж позади, а навстречу неслись новые, незнакомые и удивительные виды. Хотелось оставаться в таком состоянии бесконечно долго. Легко и беззаботно.
– Уже Болонья? – удивилась Маша.
– Мы не будем туда заезжать, – Антонио повернул на развилке в сторону Флоренции. – Сейчас поднимемся до перевала близ Вернио, это километров семьдесят, потом дорога пойдет вниз еще столько же до Фьерентино, а там и до отеля рукой подать.
– Это с другой стороны гор?
– Да, мы перевалим через Апеннины. Правда, не выходя из машины.
Маша замолчала, чтобы не выдать внезапного восторга. Так лихо прокатиться с красавцем на шикарной машине она и не мечтала вчера, а сегодня боялась сглазить. Ей захотелось скрестить все пальцы разом, только бы это видение не исчезло. Пусть бы накатывали навстречу повороты и деревеньки, пусть бы рокотал двигатель, покоряясь уверенным движениям красивых ловких рук с длинными изящными пальцами, пусть бы это длилось долго-долго. Предчувствие чего-то важного не покидало молодую женщину. Она уже знала, что это будет перевал, и не только через знаменитые горы. Ей вспомнилось детство и та картинка из журнала, где красивую женщину в вечернем платье окружали красивые, элегантно одетые молодые мужчины. В облике каждого застыл нескрываемый восторг и готовность служить той единственной женщине, что овладела их сердцами. Маша сейчас чувствовала себя именно той красавицей в вечернем платье. Внимание всех мужчин мира и зависть всех женщин не смогли бы сейчас сравниться с тем, что клокотало в ее душе. Принц, по имени Антонио, так неожиданно ворвался в ее жизнь, что она готова была на все, лишь бы не вспугнуть это удивительное предчувствие счастья. Зажмуриться сильно-сильно, остановить время, держать его за руку и никуда не отпускать. Только бы не растаял в воображении этот момент, как та картинка из детства, что неожиданно появляется из уголков памяти, а потом так же нежданно тает. И не удержишь ее, не попросишь остаться, как ни умоляй.
– Там есть смотровая площадка, – голос Антонио донесся издалека. – Вид замечательный, но всегда прохладно. Остановимся?
– Что ты сказал?
– Здесь чудесный вид, предлагаю остановиться минут на десять.
– Извини, я, кажется, перешла на «ты».
– А тебе не хочется?
– Мы едва знакомы.
– Разве на «ты» можно переходить только при свечах, за красивым столом и с бокалом шампанского? – иронично, но очень мягко произнес Антонио.
– Наверное, есть какие-то правила этикета или приличий. Я не знаю.
– Мы с тобой очень похожи, и давно думаем на «ты».
– Как это?
– У тебя на лице написано.
– Правда? – Маша инстинктивно преподнесла открытую ладонь ко рту.
– У тебя очень красивые губы, – «Феррари» резко затормозила на крохотной смотровой площадке. – А глаза еще лучше. Ты не представляешь, какое наслаждение смотреть в них.
Его темные, всегда насмешливые глаза стали ласковыми и теплыми.
– Ты очень красивая женщина, Мари, – он повернулся к ней, прислоняясь щекой к кожаному сиденью. – Извини, я мысленно называю тебя так с нашей первой встречи.
– Называй, пожалуйста.
– Ели можно, и ты зови меня Тони.
– Хорошо… Тони.
Возможно, от неловкости, возможно, оттого, что спала пелена неопределенности и на душе стало легко, они разом рассмеялись.
Словно дети, которые больше доверяют своим чувствам, а не предостережению взрослых и каким-то выдуманным правилам, они с необычайной легкостью что-то решили для себя. И несмотря на то что решение далось так легко, оно для них стало очень важным.
– Идем, здесь очень красиво, только ветер всегда. Антонио помог Маше выйти из машины, и они прошли к самому краю смотровой площадки. Прямо под ногами скала резко обрывалась вниз, создавая иллюзию полета. От высоты закружилась голова, и женщина прислонилась к мужчине. Он ласково обнял ее за плечи и притянул к себе. Его тепло и уверенность передалась ей, и ее руки непроизвольно обвили его стройную талию. Она ощущала под тонкой тканью мускулистое тело, вздрогнувшее от прикосновения. Было приятно и боязно. Незнакомый мужчина, незнакомый запах. Легкая тревога на миг охватила ее, но быстро отпустила. Она доверчиво прильнула к нему, ощущая щекой тепло его груди.
– У меня сердце замирает, – прошептала Маша, то ли оправдываясь, то ли сознаваясь в чем-то.
– У меня тоже, – Антонио едва коснулся губами ее светлых кудряшек на макушке.