– Что, не слышал?
– От тебя, сударь, в первый раз слышу. Вот те крест – мы кровь не пущаем. По-другому на хлебушек зарабатываем. Татьбой промышляем – не без этого. А вот живота лишить… Не по нашей части, господин хороший. Мы грех сей на душу не берём.
Я нахмурился, но тут над моим ухом склонился Иван и тихо произнёс:
– В любом случае Сапежского надо брать. У него для смертоубийства могут найтись другие исполнители.
Я кивнул:
– Тогда не будем терять время. Фёдор Прокопич!
– Что?! – отвлёкся от допроса воевода.
– Команда воинская нужна. Будем вашу занозу вытаскивать. Может, и артиллерия понадобится.
– Найдётся, – осклабил зубы в довольной улыбке воевода. – Для хорошего дела у меня не токмо люди, но и пушчонки имеются.
– Тогда собирайте армию. Чем быстрее выступим, тем лучше.
Глава 11
Привыкший к безнаказанности Сапежский и в ус не дул. Даже не думал прятаться. Жил себе припеваючи в своей усадьбе, которая мало чем отличалась от крепости. Тут тебе и стены (деревянные), и дозорные башни, и… ров, наполненный застоявшейся зелёной водой. Эти детали сообщил словоохотливый «оборванец», в миру откликавшийся на кличку Потрох. Он вызвался в проводники, надеясь этим немного загладить свою вину.
– А крокодилы в том рву водятся? – в шутку спросил я.
– Может, и водются, – почесав в затылке, изрёк Потрох. – У нас как-то один вина хмельного изрядно принял и, будучи в подпитом состоянии, с навесного моста в ров сверзился. Закричал, руками замахал… Не успели за ним спрыгнуть, как вокруг него всё забурлило, будто кипяток, голова скрылась, а вскоре вода красной стала. Тела мы так и не нашли.
– Врёшь, собака! – с присвистом воскликнул Фёдор Прокопич.
– Чистую правду глаголю, – заявил разбойник и размашисто перекрестился.
– Всё одно – брешешь! Не было такого!
– Что глазами своими видел, то и обсказываю, – почти прокричал Потрох.
Я же ничему не удивился. В жизни всякое возможно. Взять, к примеру, мою историю: из двадцать первого века непонятным путём перенёсся на триста лет назад. После этого появление крокодилов в средней полосе России – обычное дело!
Эх, как там родное столетие? Сильно аукнулось ему то, что я тут натворил? И не сказать, что историю на уши поставил, но, если прав старик Брэдбери, то сотню-другую бабочек мне истоптать довелось.
Возвращаться мне давно расхотелось. Ничего хорошего в будущем меня не ждало. Разве что сестру с племяшом обнять да могилку родителей навестить…
Иван догадался о моих чувствах, но с расспросами лезть не стал. Понятливый!
Уже часа три наш отряд двигался к усадьбе Сапежских. Воевода поставил под ружьё полную роту пехоты при двух маленьких пушках. Из кавалерии десяток казаков. Их отправили в арьергард: обезвреживать неприятельские дозоры.
Я предложил использовать тактику передвижения Суворова, скромно присвоив все лавры себе. Надеюсь, Александр Васильевич в обиде не будет. Ещё придумает что-нибудь. Отряд разместили на телеги, чтобы после марш-броска солдатам не идти в бой уставшими.
Не верилось, что Сапежский сдастся просто так. Вожак шайки привык чувствовать себя царём горы и, по рассказам воеводы, был человеком храбрым и решительным, к тому же обладал боевым опытом. Чуть ли не герой войны. Ну и специфика российской глубинки накладывает свой отпечаток. Столица далеко, а с местной властью можно не церемониться. Примеров хоть отбавляй. Мне уже понарассказывали, как дворяне (правда, в других губерниях) друг на друга с частными армиями ходили и вступали в открытые сражения с воинскими командами, присланными взимать недоимки.
После короткого смотра выяснилось, что солдатики у Фёдора Прокопича пороха толком не нюхали, да и учили их спустя рукава. С такими навоюешь! Чем глубже в Русь, тем больше бардака. За триста лет мало что изменилось.
План кампании был прост: окружаем усадьбу, высылаем парламентёра с требованием сдаться. В противном случае из пушек разносим ворота в щепы, а далее берём приступом. Соотношение сил примерно один к четырем в нашу пользу. Штурмовать можно. Но не хотелось бы. Потери неизбежны. Жалко солдатиков, вдобавок пострадают невинные люди. В усадьбе кроме головорезов Сапежского хватает всякой прислуги. Им погибать незачем.
Казаки доставили первых пленных. Два мужичка в справной одежде. Из улик – старинные мушкеты. Вид скорее растерянный, чем испуганный. У обоих под глазами свежие фингалы: казачки расстарались. Зато взяли без шума. Казаки в этом мастера.
– На горушке расположились, нас высматривали, – стал докладывать десятник. – Сложили костерок из хвороста, чтоб, значица, запалить, когда команду нашу увидят. Сигнал своим подать. Да не тут-то было! Мы им намеренья-то попортили. Подкрались незаметно да скрутили в един миг.
– Молодцы, – обрадованно крякнул воевода. – Кто отличился?
– Все отличились, ваша милость, – приняв бравый вид, ответил десятник.
– Ерои! Как вернёмся, всем по чарке водки от меня! – расщедрился Фёдор Прокопич.
Пленники сообщили, что Сапежский знает о проваленном ограблении. Ещё ему стало известно, что виной всему двое прытких чиновников из столицы. Сам бандит ничего не боится и готов держать оборону хоть до скончания века.
– Ишь ты! – восхитился Иван. – Откуда столько наглости в нём!
– Привык, вражина эдакая, что с рук ему сходит. Вот и хорохорится, – убеждённо заговорил воевода. – Ничего! Петуха ему красного подпустим, а самого в колодах да в Сибирь! Другим впредь урок будет!
– И много таких других? – в лоб спросил я.
– Хватает, – не стал скрывать Фёдор Прокопич. – Токмо Сапежский середь них за главного. Уберём сие бельмо с глаз, враз легче станет. С прочими не в пример проще управиться будет.
Выкачав из пленных максимум информации, связали их и бросили на свободную телегу. Усадьба злополучного помещика была всё ближе и ближе. Больше бандитских дозоров на пути не попадалось.
Лесная дорога закончилась. Показалась деревушка, принадлежавшая Сапежскому и чуть в отдалении цель экспедиции – усадьба. Небольшой рекогносцировки было достаточно, чтобы понять: с наскоку взять не получится. Навесной мост подняли, а со стен доносился залихватский свист.
Воевода поморщился:
– Ишь, рассвистелись, душегубы! Соловьи-разбойники! Чай, ждут нас.
– Ничего страшного, – сказал я. – Действуем по плану. Сначала отправляем переговорщиков, дальнейшее будет зависеть от того, примут ли наши условия.
– Кто вызовется?
– Я и пойду, – произнёс я.
Отчего-то сегодня мне было не страшно, наоборот: не пойми откуда взялся кураж. Я был готов хоть грудью на амбразуру бросаться.