– Я ожидала чего-то гораздо более зловещего, – протянула Эмма, не в силах скрыть разочарование.
– Я тоже, – кивнул я. – Что-то я не вижу ни разбойничьих притонов, ни кровавых поединков.
– Я не знаю, чем, по вашему мнению, занимается местное население, – фыркнул Харон, – но о разбойничьих притонах мне точно ничего не известно. Что касается кровавых поединков, то они проходят в одном-единственном месте – пабе Дерека на Кровоточащей улице. Хороший парень, этот Дерек. Он задолжал мне пятерку…
– А твари? – перебила его Эмма. – Как насчет наших похищенных друзей?
– Говорите тише, – прошипел Харон. – Как только я решу свои собственные вопросы, мы найдем человека, который сможет помочь вам. А до тех пор ничего подобного не произносите.
– В таком случае не заставляйте меня повторять эти слова, – вплотную приблизившись к Харону, прошипела Эмма. – Хотя мы и ценим вашу помощь и опыт, нашим друзьям уже назначена дата окончания жизни. Я не собираюсь попусту терять время из опасения нарушить чье-то спокойствие.
Харон молча смотрел на нее. Затем он произнес:
– У нас у всех имеется такая дата. На твоем месте я бы не спешил узнать свою.
* * *
Мы отправились на розыски адвоката Харона. Но очень скоро наш провожатый в отчаянии воскликнул:
– Я готов поклясться, что его контора находилась где-то на этой улице. – Он резко развернулся и зашагал в противоположную сторону. – Хотя в последний раз я был у него много лет назад. Возможно, он переехал.
Харон решил отправиться на розыски самостоятельно, а нам приказал дожидаться его, не сходя с места.
– Я вернусь через несколько минут. Ни с кем не болтайте.
Он зашагал прочь, а мы остались одни. Мы неловко топтались на тротуаре, не зная, чем себя занять, и явно привлекая внимание прохожих.
– Здорово он нас провел, верно? – наконец произнесла Эмма. – Я ему поверила, представляла себе это место как сплошной притон, изобилующий всевозможными преступниками. Но эта петля ничем не отличается от всех остальных. Более того, местные выглядят гораздо более нормальными, чем все странные люди, которых я видела до сих пор. Их как будто намеренно лишили всех отличительных признаков. Что за скука.
– Ты, должно быть, шутишь, – пробормотал Эддисон. – Впервые вижу столь отвратительное место, где зло так и кишит.
Мы оба изумленно уставились на него.
– Как это? – спросила Эмма. – Здесь ничего нет, кроме этих маленьких магазинчиков.
– Да, но обрати внимание на то, что в них продается.
Нам с Эммой и в голову не приходило присмотреться к витринам. Одна из них находилась прямо у нас за спиной. В ней стоял хорошо одетый мужчина с грустными глазами и длинной бородой. Увидев, что мы на него смотрим, он слегка кивнул, поднял вверх карманные часы и коснулся кнопки на корпусе. Как только он ее нажал, он застыл и его образ начал расплываться. Несколько секунд спустя он переместился, не сделав ни единого движения, – он исчез и тут же появился снова в противоположном углу витрины.
– Ого! – воскликнул я. – Вот это трюк!
Он исполнил свой фокус во второй раз, телепортировавшись обратно. Пока я как завороженный наблюдал за его перемещениями, Эмма и Эддисон перешли к витрине соседнего магазина. Я присоединился к ним и обнаружил там похожую демонстрацию, только здесь за стеклом стояла женщина в черном платье. В одной руке она держала длинную нить бус.
Встретившись с нами глазами, она закрыла глаза и, подобно сомнамбуле, вытянула руки вперед. Затем она начала медленно перебирать бусы. Мой взгляд был прикован к ее пальцам, и я не сразу заметил, что с ее лицом что-то происходит. Оно менялось, почти неуловимо, с каждой бусиной, которой она касалась. Одна бусина заставила ее кожу посветлеть. Вторая сделала ее губы тоньше. Затем едва заметно порыжели ее волосы. Спустя несколько дюжин бусин изменений накопилось столько, что ее лицо изменилось до неузнаваемости. Из темноволосой и смуглой круглолицей бабули она превратилась в молодую остроносую рыжеволосую дамочку. Это зрелище привело меня в восторг, к которому примешивалось ощущение тревоги.
Когда представление окончилось, я обернулся к Эддисону.
– Я не понимаю, – произнес я. – Что они продают?
Не успел он мне ответить, как к нам подскочил мальчишка лет двенадцати и сунул в руку две открытки.
– Только сегодня, две по цене одной! – заворковал он. – От таких предложений не отказываются!
Я посмотрел на открытки. На одной было фото мужчины с часами. «Дж. Эдвин Брэгг, – гласила надпись на обороте. – Человек, способный перемещаться в пространстве». Вторая представляла собой снимок женщины с бусами и надписью: «Г. Фюнке, тысячеликая женщина».
– Кыш, мы ничего не собираемся покупать, – шикнула на него Эмма.
Мальчишка нахмурился и убежал.
– Теперь вы видите, что они продают? – спросил Эддисон.
Я обвел взглядом улицу. Почти во всех витринах магазинчиков на Скверной улице стояли люди, как мужчина с часами и женщина с бусами. Это были странные люди, готовые устроить представление, стоило кому-то покоситься в их сторону.
– Они продают… себя? – рискнул выдвинуть я безумное предположение.
– Подобно тому, как изредка мигает потухшая лампочка, – кивнул Эддисон.
– И это плохо? – нерешительно произнес я.
– Да, – резко ответил Эддисон. – Во всем мире странных людей это запрещено законом, и тому есть самые веские основания.
– Странность – это священный дар, – пояснила Эмма, – самая суть которого выхолащивается и теряет ценность, как только им начинают торговать.
Мне показалось, что она, как попугай, повторила фразу, вбитую в нее в самом раннем детстве.
– А-а-а, – протянул я. – Понятно.
– Мы тебя не убедили, – вздохнул Эддисон.
– Я действительно не понимаю, что в этом плохого. Если мне нужны услуги невидимого человека, а этому невидимому человеку нужны деньги, почему бы нам не договориться?
– Но ты высоконравственный человек, и это отличает тебя от девяноста девяти процентов обитающих на земле людей, – сообщила мне Эмма. – Что, если услуги невидимого человека захочет купить преступник или просто не очень порядочный тип?