– Неужели? – спросила я. – Что же случилось? Они взяли этих женщин в жены и основали колонию на каком-нибудь безлюдном острове? Или приплыли в Венесуэлу и стали там добропорядочными гражданами?
– Это был бы ужасный конец, – сказал Петер. – Еще хуже, чем если бы они стали пиратами. О нет, – вдруг сладострастно заулыбался он. – Конец был совсем другой: прекрасный, справедливый, замечательный конец!
У него даже руки задрожали, он сглотнул слюну и продолжал:
– Когда эти пираты, расправившись с командой, напившись вином, насладившись женщинами, в твердой уверенности, что им сам черт не брат, вышли на палубу, встали в кружок, положили друг другу руки на плечи и, приплясывая, запели «Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо! И бутылка рому!», вдруг в море поднялся внезапный смерч – вертящаяся изогнутая труба из воды и ветра между небом и землей.
Смерч приблизился к яхте и непостижимым образом, не трогая ее, будто бы слизнул их всех, все пятнадцать человек, с палубы и отнес обратно на тот каменистый остров. На тот самый Сундук или, точнее, Грудь мертвеца. Но там уже не было ни деревьев, ни ручейка, ни следов от костра.
– Черт! – заголосили пираты. – Проклятье!
– Не может быть! – закричал кто-то. – Или все это мне приснилось?
– Но не могло же всем присниться одно и то же?! – ответили другие.
Потом немножко успокоились и стали кричать на разные голоса:
– Эй, повар! Эй, Хесус! Что у нас сегодня на ужин? Куда девался ручей? И вообще, где все деревья? Куда это мы попали?
– Вы вернулись туда, откуда пришли, – сказал Хесус. – Кстати говоря, вы так и не поблагодарили Бога ни за вино, ни за бабенок. – Он усмехнулся и добавил: – Хотя вряд ли Господь Бог принял бы ваши благодарности. Но в любом случае, вы нарушили клятву. И поэтому, – продолжал он, улыбаясь, – я просто вынужден буду сейчас предать вас лютой смерти. Это не мое желание. Таков приказ моего господина.
Пираты бросились было на него, но он остановил их, простерев вперед правую руку. Они почувствовали, что наткнулись на непробиваемую, будто бы стеклянную стену. Они колотили ее, разбивая кулаки в кровь, пытались таранить ее плечами и лбами, грязно ругаясь и богохульствуя. Они пытались дотянуться до Хесуса, но не могли этого сделать, хотя стена эта, казалось им, было всего в дюйме от него, а может быть, даже меньше.
А дальше он казнил их ужасными казнями:
Одного поднял вверх и разбил о скалы.
С другого содрал живьем кожу.
Третьего окунул в кипящее масло, котел с которым невесть как появился на острове.
Четвертого утопил в зловонной трясине, которая очутилась на месте некогда спасительного ручейка.
Пятого мановением руки разрубил пополам.
Шестого сбросил в море, где его обглодали хищные рыбы.
Седьмого он приковал к скалам, и чайки выклевали ему глаза и расклевали все его тело.
На восьмого он наслал полчище вшей, которые проникли ему в волосы и под кожу.
В девятого он влил ведро рома и заставил десятого проткнуть ему живот кинжалом – так что ром, пополам с кровью, брызнул наружу.
Увидев этот ужасный фонтан, десятый бросился бежать, но споткнулся и упал с переломанными ногами, а из земли высыпали мыши и стали глодать ему конечности.
Одиннадцатого ужалили одновременно одиннадцать ядовитых змей.
Двенадцатый и тринадцатый, сойдясь в рукопашной схватке, смертельно покалечили друг друга и упали на муравьиную кучу, и тысячи мелких рыжих тварей вонзили в них свои жгучие челюсти.
А четырнадцатый лежал на земле. Четыре громадных камня придавливали ему руки и ноги, и солнце светило на него своими беспощадными лучами. Жить оставалось ему самое большее, полтора часа. Это и был вожак.
– Вот такая поучительная история, – сказал Петер.
– Не могу поверить, – сказала я. – Иисус Христос и такие, можно сказать, ветхозаветные казни. Иисус есть вечное милосердие. Ты что-то перепутал.
– Нет, это ты все перепутала, – ответил Петер, глядя мне прямо в глаза. – Ты забыла символ веры. Иисус Христос есть сын Бога, но не в человеческом смысле, а в смысле мистическом и непостижимом.
Мне вдруг показалось, что на Петере появилась сутана и красная шелковая шапочка. Как будто это не студент из Белграда, не мой недавний приятель, а молодой кардинал Римской церкви. Он говорил, словно с соборной кафедры, перебирая четки и каждой бусиной отмечая каждое свое стальное слово:
– Иисус Христос есть Бог от Бога, сущий прежде всех веков. Ты понимаешь, Далли? То есть Иисус Христос и есть Бог, тот самый, который Саваоф. Троица неразделима и единосущна. Христиане верят не в трех богов – в этом нас несправедливо упрекают иудеи и мусульмане, – а в единого Бога. Поэтому, когда ты читаешь в Библии про казни египетские или про истребление вавилонских младенцев – ты что, думаешь, что это делал Бог-отец, а Бог-сын в это время стоял в сторонке и собирал цветочки? Нет! Это делал единый Бог – Бог Отца и Сына и Святого духа, то есть Иисус Христос.
– На одну треть? – спросила я.
– То есть? – не понял Петер.
– То есть Иисус Христос виноват на одну трать в истреблении вавилонских младенцев?
– Что за чушь! – возмутился Петер и стал размахивать четками. – Что за бред? Что за ересь? Злейшая ересь! Не на одну треть, а целиком. Каждая из ипостасей Святой Троицы есть целый Бог. А потом, что значит «виноват»? Как можно прикладывать это понятие к Богу? Это вавилоняне виноваты, за что и получили справедливое возмездие Божие. Ты поняла?
– Я поняла, – сказала я. – Я все поняла, что ты хотел рассказать своей притчей. Вернее, вы хотели, ваше преосвященство.
Но, как только я произнесла эти слова, кардинальская сутана и шапочка куда-то исчезли и в ногах моей кровати снова сидел Петер, худой и костлявый.
– Я все поняла, что ты хотел сказать, – продолжала я. – Что люди – свиньи, неблагодарные и жадные, но справедливость, пускай жестокая, все равно рано или поздно настанет. Правда?
– Правда, – кивнул Петер.
– Правда, но только наполовину, – сказала я. – Люди – свиньи, это точно. А вот справедливость не настанет никогда. Сам увидишь, если доживешь до победы революции. А вообще я совершенно уверена, что там, на острове под названием Сундук мертвеца, никакого Иисуса не было. И чудес никаких не было. И неблагодарности не было. И божьей кары не было тоже. Это был просто сон. Пиратам, умиравшим от жары и жажды, это просто приснилось.
Но ведь и мне тоже приснился этот разговор с Петером.
Я проснулась. В комнате было совершенно темно. Никто не сидел у меня в ногах кровати. Поэтому я повернулась на другой бок и спокойно заснула, что на самом деле было очень удивительно, если вспомнить, что произошло прошлым вечером.