Некоторые вопросы теории катастроф - читать онлайн книгу. Автор: Мариша Пессл cтр.№ 178

Но если Бог действительно существует, сегодня Он предпочел помалкивать, как и в другие дни. Только ветер, лица и зияющее небо. Я вернулась на свое место под аплодисменты, похожие на смех в конце затянувшейся телепередачи (такие же вынужденные). Хавермайер начал зачитывать имена выпускников. Я не прислушивалась, пока не дошло до Аристократов. Один за другим они промелькнули передо мной.

– Мильтон Блэк!

Мильтон вразвалку поднялся по ступеням, держа подбородок под обманчиво-приветливым углом, приблизительно 75 градусов. (Он был скучным романом о взрослении.)

– Найджел Крич!

Найджел улыбнулся в своей обычной манере – словно циферблат наручных часов блеснул на солнце и сразу опять потускнел. (Он был циничная комедия в пяти актах, сверкающая остроумием, вожделением и болью. Финал вышел с горчинкой, но драматург отказался что-либо менять.)

– Чарльз Лорен!

Чарльз приковылял на костылях. (Он был любовным романом.)

– Поздравляю, сынок!

Небо пожелтело, с успехом выполнив непростой фокус: оставаясь пасмурным, заставило зрителей щуриться.

– Лула Малони!

Она взбежала на сцену чуть ли не вприпрыжку. Лула подстриглась – не так жестоко, как Ханна, однако результат вышел ничем не лучше. Неровные прядки задевали щеку. (Она была рифмованным стихотворением в двенадцать строк, построенным на эффекте ритмического повтора.)

По плечам хавермайеровского пиджака и по широкополой розовой шляпке какой-то из мамаш застучали капли дождя, тяжелые и жалящие, как осы. Над толпой зрителей мгновенно расцвели зонтики – черные, красные, желтые, кое-где полосатые. Джазисты начали собирать инструменты, чтобы эквакуироваться в спортзал.

– Плохо дело, да? – вздохнул Хавермайер. – Давайте-ка заканчивать побыстрее! Выпускной под дождем! Если кто-нибудь считает, что это дурной знак, у нас есть вакансии на будущий год в старшем классе, – улыбнулся директор.

Никто не засмеялся, и тогда Хавермайер стал скороговоркой зачитывать имена, дергая головой: к микрофону, к списку, снова к микрофону. Видно, Бог его прокручивал на ускоренной перемотке. Трудно было разобрать фамилии – ветер добрался до микрофона и над футбольным полем летели зловещие «ву-у-у-ш-ш-ш». Жена Хавермайера, Глория, встала рядом с мужем, держа над ним раскрытый зонт.

– Джейд Черчилль Уайтстоун!

Джейд встала, подняв над головой руку с зонтом, как статуя Свободы, приняла у Хавермайера аттестат, словно честь ему оказывала, и вернулась на свой складной стул. (Она была книга с увлекательным сюжетом, написанная до крайности небрежно. Часто не заморачивалась с ремарками, кто что сказал, – читатели, мол, сами догадаются. Но некоторые фразы были до того красивы, что дух захватывало.)

Скоро настал черед Рэдли, а затем и мой. Зонтик я забыла в кабинете мистера Моутса, а Рэдли держал свой зонт над собой и кусочком авансцены с другой стороны, так что я промокла насквозь. Дождь неожиданно успокаивал – тепленький, как каша у трех медведей. Эва Брюстер, буркнув «вот черт», сунул мне в руки свой маленький розовый зонтик с кошечками. Челка у нее тут же прилипла ко лбу. Мне стало совестно. Я поскорее пожала холодную руку Хавермайера и, проходя на свое место, вернула зонтик Эве.

Хавермайер наскоро произнес прощальное слово – что-то там насчет удачи. Зрители похлопали и двинулись прочь. Началась обычная суматоха сборов с пикника под дождем. Эй, мы ничего не забыли? Куда девалась Кимми? Что у меня с волосами, дьявол, спутались, как водоросли… Папы раздраженно отдирали малышей от стульев, мамы в намокших светлых льняных костюмах не подозревали, что показывают всему миру свое нижнее белье.

Я подождала еще минутку, исполняя номер под названием «Чрезвычайная занятость». Одинокий человек не так бросается в глаза, если окружающим кажется, что он чем-то занят. Я долго искала воображаемый камешек в туфле, потом терла руку, будто она зачесалась, потом шею (блохи, что ли, завелись). Потом притворилась, будто что-то потеряла… Хотя тут как раз и притворяться было не надо. Скоро я осталась на сцене одна среди пустых стульев. Спустившись по ступенькам, я побрела через футбольное поле.

В прошедшие недели, представляя себе этот день, я рисовала в своем воображении картину папиного торжественного выхода (только раз, только для вас). Он появится вдали, черным силуэтом на вершине холма. Или залезет на ветку раскидистого дуба, нарядившись в камуфляжный костюм, и будет незаметно наблюдать. Или спрячется в лимузине и как раз в ту секунду, когда я пойму, что это он, умчится вдаль, бросив мне в лицо мое же отражение в зеркальном стекле, исчезнет за поворотом дороги, за каменной церковью и деревянным знаком «Добро пожаловать в „Сент-Голуэй“!», как кит уходит на глубину.

Но не было ни лимузина, ни далекой темной фигурки, ни психа на дереве. Ганновер-Холл, Элтон и Барроу лежали посреди газонов неподвижно, словно дряхлые псы, которые не поднимут голову, даже если им бросить мячик.

– Синь! – окликнули сзади.

Я шла вперед не оборачиваясь, но меня позвали снова, уже ближе. Я остановилась и оглянулась. Ко мне почти бежал парень в красной рубашке. И тут я его узнала. Нет, не так. Тут я поняла, что невольно последовала примеру золотых рыбок. Передо мной был Зак Содерберг, но я как будто впервые его увидела. Он был сам на себя не похож. Со времени последнего урока углубленной физики он успел подстричься налысо. И голова у него оказалась довольно-таки симпатичная – не из тех шишковатых голов, покрытых вмятинами, которые как бы намекают, что мозг внутри слегка размяк. И уши тоже вполне ничего, не стыдно людям показать. Он был весь такой новый, что глазам больно и немножко тревожно даже. Поэтому я не сказала «сайонара ^[512], детка» и не удрала к своему «вольво», что поджидал меня с вещами на ученической автостоянке. Я уже попрощалась с домом номер 24 по Армор-стрит и с письменным столом гражданина Кейна, отправила риелторам три комплекта ключей в запечатанном конверте вместе с написанной от руки благодарственной запиской лично мисс Диане Сизонс, не поскупившись на восклицательные знаки. В бардачке лежала карта автомобильных дорог. Штаты, отделяющие Северную Каролину от Нью-Йорка, я аккуратно (словно именинный торт на порции) разделила на аудиокассеты из библиотеки на Элм-стрит (в основном криминальное чтиво, которое папа наверняка полил бы презрением). У меня были водительские права с отвратной фотографией, и я планировала рулить во всех смыслах.

Зак увидел, как меня поразила его новая прическа, и провел рукой по бритой макушке. Наверное, похоже на потертый бархат старинной козетки.

– Ага, – сказал он смущенно и нахмурился. – Вчера решил начать с чистого листа. А ты куда идешь?

Он держал зонт над моей головой, вытянув руку так прямо и неподвижно, что хоть полотенца на ней суши.

Я сказала:

– Домой.

Он удивился:

– Веселье только начинается… Хавермайер танцует со Стердс. Там пирожные-корзиночки.