Некоторые вопросы теории катастроф - читать онлайн книгу. Автор: Мариша Пессл cтр.№ 117

Мы жарили зефирки, Чарльз рассказывал страшную историю (в такси садится пассажирка-вурдалак), и тут я заметила, что Ханна, сидя по другую сторону костра, смотрит прямо на меня. В отсветах огня лица превратились в резные маски, а глазницы казались глубже обычного, словно их выковыряли ложкой. Я улыбнулась как могла беспечней и сделала вид, будто невероятно увлечена сложным искусством обжаривания зефирок. Минуту спустя глянула в сторону Ханны – а она так и не отвела глаз. Встретив мой взгляд, она чуть заметно кивнула влево, в сторону леса, и тронула свои наручные часы. Правой рукой показала: «пять».

– Таксист обернулся, а та женщина исчезла, – говорил Чарльз. – Только на сиденье остался белый шифоновый шарф.

– И все?

– Ага. – Чарльз улыбнулся. – Другой такой дебильной истории с привидениями я не слышал.

– Вот же хрень…

– Был бы у меня тухлый помидор, кинула бы в тебя!

– Кто-нибудь знает историю про бесхвостого пса? – спросил Найджел. – Он ходит, везде свой хвост ищет, людей пугает…

– Это про обезьянью лапку, – сказала Джейд. – Страшный рассказ, его в четвертом классе проходят ^[396], а потом всю жизнь забыть не можешь почему-то. И еще «Самая опасная игра», скажи, Рвотинка?

Я кивнула.

– Про собаку тоже есть история, только я ее не помню.

– Ханна знает хорошую историю, – сказал Чарльз.

– Не знаю.

– Ну пожалуйста, расскажите!

– Нет-нет. Я совсем не умею рассказывать. – Ханна зевнула. – Который час?

Мильтон посмотрел на часы:

– Одиннадцатый пошел.

– Давайте не будем сегодня засиживаться, – сказала Ханна. – Всем нужно выспаться, завтра рано вставать.

– Ну замечательно!

Можно не объяснять, что меня терзали Страх и Тревога. Тайных знаков Ханны никто, кроме меня, не заметил – даже Лула. Забыв о зловещем окурке, она мирно уплетала жареные зефирки с печеньем (нитка растаявшего зефира прилипла у нее в уголке рта) и улыбалась рассказу Мильтона, отчего на подбородке появлялись крохотные ямочки. А я сидела, поджав ноги, и смотрела в огонь. Думала вообще никуда не ходить («Если не знаешь, что делать, притворись, будто ничего не видишь и не помнишь»), но через пять минут я с ужасом заметила, что Ханна глядит на меня с ожиданием, как будто я играю Офелию и так вошла в роль безумной, что пропускаю свои реплики, а бедным Лаэрту с Гертрудой приходится импровизировать.

Под этим неумолимым взглядом я встала, отряхнула джинсы и сказала:

– Я… сейчас вернусь.

– Ты куда? – спросил Найджел.

Все на меня уставились.

– В туалет, – сказала я.

Джейд захихикала:

– Ой, боюсь даже думать, что мне тоже придется!

– Коренные жители Америки могли, значит и ты сможешь, – сказал Чарльз.

– Коренные жители еще и скальпы с людей снимали.

– Советую воспользоваться сухим листиком! – захихикал Найджел. – Или мхом.

– Есть же туалетная бумага, – сказала Ханна. – У меня в палатке.

– Спасибо, – ответила я.

– В моем рюкзаке, – добавила Ханна.

– А шоколад еще остался? – спросила Джейд.

За палатками была наждачная темнота. Я подождала, пока глаза привыкнут, потом проверила, что никто за мной не пошел и все по-прежнему разговаривают под треск костра, и углубилась в лес. Ветки резиновыми шлангами хлестали меня по ногам. Оглянувшись, я удивилась, как смыкаются за спиной сосновые ветви – словно хипповые дверные занавески из бусин. Я медленно обошла поляну по дуге, держась за деревьями, и остановилась примерно там, куда кивнула Ханна.

Костер был не так уж далеко – ярдов десять ^[397] от меня. Ханна сидела вместе со всеми, подперев голову рукой. Лицо у нее было такое сонное и довольное, что я заколебалась на секунду – уж не померещилось ли мне? Если через три минуты она не придет, решила я, вернусь к костру и никогда больше не стану разговаривать с этой ненормальной, – нет, через две минуты! Именно столько времени занимает процесс полураспада ядер в слитке изотопа алюминия-28. Двух минут достаточно, чтобы умереть от газа VX (произносится «Ви-Экс»), за две минуты сто пятьдесят мужчин, женщин и детей народа сиу были убиты в бойне у ручья Вундед-Ни в 1890 году, а в 1866 году норвежка по имени Гудрид Ваалер за две минуты родила сына, Йохана Ваалера, будущего изобретателя канцелярской скрепки.

Ханне тоже двух минут хватило.

Издали мне было видно, как Ханна встала и что-то сказала нашим. Я расслышала свое имя – наверное, Ханна сказала, что хочет проверить, как у меня дела. Потом она направилась к палаткам и пропала из виду.

Я подождала еще минуту, наблюдая за нашей компанией. Джейд карикатурно изображала мисс Стердс на утреннем общем собрании: ноги широко расставлены, сама покачивается, словно парóм, пересекающий Ла-Манш в штормовую погоду («Наша страна переживает опасный период!» – выкрикнула Джейд, стиснув руки и выпучив глаза). Где-то рядом, словно старческие суставы, затрещали ветки – ко мне шла Ханна, ее лицо смутно белело в темноте. Она с улыбкой приложила палец к губам и поманила меня за собой.

Я, конечно, удивилась. Фонарика я с собой не прихватила. Поднимался ветер, а на мне были всего лишь джинсы, футболка, тоненький папин пуловер с надписью «Университет Колорадо в Пикаюне» и ветровка. Но Ханна уже быстро шагала прочь, петляя между сосен, и я пошла за ней, разок оглянувшись назад: наши над чем-то смеялись у костра, и голоса сплетались в единое полотно.

Я собиралась, как отойдем подальше, спросить, в чем дело, но у Ханны был такой целеустремленный, сосредоточенный вид, что у меня язык не повернулся. Ханна вытащила фонарик – у нее была такая смешная сумочка в виде пояса, не то черная, не то синяя, я раньше не замечала. Слабенький круг света лишь чуть-чуть отодвинул тьму, ничего не освещая, кроме тощих древесных стволов.

Мы шли, не разбирая дороги. Поначалу я старалась, как Ганс и Гретель, прокладывать мысленный путь из крошек: ага, здесь кора ободрана, а тут возле сухого дерева громадный валун, похожий на жабу, здесь ветки раскинулись в форме перевернутого распятия, хорошенькое предзнаменование… Но приметные детали попадались редко. Минут через пять я поняла, что это бессмысленно, и просто вслепую следовала за Ханной, словно утопающий, который прекратил наконец барахтаться и покорно идет ко дну.