– А вы что же, сему мастерству учились? – спросила Анна, пока Иван укладывал свою папку.
– Да, я учился в Италии, – отвечал художник, не отрывая глаз от юной княжны.
Лист ватмана, неправильно уложенный, при этом вылетел из папки и упал на пол. Ваня и Аня одновременно наклонились за ним, столкнулись руками и покраснели.
– Я пойду, – буркнул Иван, поспешно застегнул папку и устремился к выходу вслед за своими товарищами.
Все-таки уже у самой двери он не удержался, обернулся и взглянул на очаровательную юную княжну.
Глава 22
– Ну и что тут такого? Большое дело – на девушку поглядел! Как будто преступление какое совершил! – отвечал Иван на упреки Углова, которые тот высказал, когда они вернулись в гостиницу.
– Пока еще не преступление, – сказал Кирилл, расхаживая по номеру. – Но ты повел себя не по тем нормам, которые приняты в эту эпоху. Пойми, мы не в Москве двадцать первого века, а в Петровской Руси. Здесь другие нравы! Ухаживать за девушкой тут можно только с одной целью – жениться на ней. А сделать этого ты по теперешним понятиям никак не можешь, поскольку не ровня княжне Анне. Смотри, если вы с ней и впредь будете так друг на дружку смотреть да ручками сталкиваться, то ее папенька не только не проникнется к тебе расположением, а велит прогнать да бить батогами. И прав будет!
– Хорошо, я все понял, – угрюмо отвечал Иван. – Буду сидеть, писать портрет и рта не раскрывать.
– Это самое лучшее, – заключил Углов, закончил с этой неприятной темой и обратился к названому меньшому брату уже по-дружески: – Так ты совершенно уверен в том, что князь не лукавил? Что к убийству Петра он непричастен?
– Да, уверен, – хмуро отвечал Ваня. – Голицын говорил правду. О том, что Петра убили, он узнал только от нас. Императору князь этот не слишком сочувствовал, по поводу его смерти не особо переживал, но преступник – не он.
– Значит, надо искать дальше, – сделал вывод Углов. – Следующий визит мы нанесем барону Шафирову.
– Перед этим придется сведения о нем собрать, подготовиться, тактику продумать, – заметил Дружинин. – В общем, все как полагается. Надо знать, что он за человек.
– Я кое-что читал о Шафирове перед заброской, – сказал Ваня. – Помню, что он человек жадный, буйный, невоздержанный в еде и питье. Два года назад, в семьсот двадцать третьем, Сенат приговорил его за казнокрадство к смертной казни, но Петр заменил ее ссылкой, причем недальней, в Нижнем Новгороде. Императрица Екатерина только в этом году вернула Шафирова оттуда и снова дала чины и звания. Еще я читал, что его дом на Большой Невке считался самым большим в Петербурге.
– У этого деятеля мы вряд ли сможем получить какую-то консультацию, – сказал Дружинин. – Тут другая тактика нужна. Мне кажется, с Шафировым надо действовать так же, как и с Бассевичем, – на испуг его взять.
– А где мы солдат найдем для такого дела? – спросил Углов. – К графу Толстому обращаться нельзя. Он мне дал понять, что положение его весьма шаткое.
– Есть у меня одна мысль, взятая из практики девяностых годов хитрого двадцатого века, – сказал Дружинин. – В те времена братки при разборках разного рода часто использовали всяких ряженых, прикидывались казаками или ментами. Вот и мы такой театр организуем.
Подготовка визита к барону Шафирову заняла весь следующий день. Само это мероприятие было намечено на поздний вечер. Оно должно было оказаться полным сюрпризом для хозяина дома на Большой Невке.
Около десяти часов вечера к подъезду роскошного особняка на Петровской набережной подкатили две крытых кареты. Из первой вышли три офицера в мундирах Преображенского полка, из второй – четверо солдат с ружьями, в такой же форме.
Надо сказать, что опытный человек немного удивился бы при виде этих солдат-преображенцев. Двигались они как-то неуверенно и ружья держали по-разному.
Но один из офицеров – это был Дружинин – заметил такой непорядок. Он сделал своим подчиненным внушение, тихо выдал им еще несколько инструкций. Потом вся процессия двинулась к парадному подъезду.
Не успел швейцар открыть рот, чтобы спросить, кто они такие, как все тот же офицер грозным голосом выкрикнул:
– Где злодей, именующий себя бароном Шафировым? Веди нас к нему немедля!
– Приказано никого нынче не пускать, – пискнул швейцар, но грозный офицер схватил его за воротник и прорычал:
– Веди, или тотчас на дыбу попадешь!
Швейцар не посмел более перечить.
Процессия двинулась вверх по мраморной лестнице. Лакеи испуганно шарахались в стороны, поэтому никто не сообщил хозяину дома о приближении незваных гостей.
Осанистый офицер в мундире капитана, шедший впереди, распахнул дверь кабинета. Все семеро, включая швейцара, захваченного в плен, вломились внутрь.
Хозяин дома барон Петр Павлович Шафиров был человеком необъятной толщины. Даже годы ссылки, когда его семья жила, в общем-то, впроголодь, не сказались на комплекции этого видного дипломата и родоначальника российской почтовой службы. Барон сидел в широком, под стать ему, кресле у камина. Он отрезал кусочки от индейки, покоившейся на блюде, едва умещавшемся на столике, стоявшем рядом с креслом, поедал их и запивал красным вином.
При виде солдат и офицеров, нагло вторгшихся в его кабинет, барон изменился в лице, уронил хрустальный бокал и ножик, которым резал птицу. Он пытался что-то сказать, но с первого раза это ему не удалось.
Капитан, шедший впереди, – это был Углов – не дал ему времени прийти в себя. При подготовке операции «Барон» расчет был сделан как раз на напор и дерзость, на то, чтобы не позволить противнику опомниться.
– Ты есть Шафиров? – резко спросил капитан. – А ну, поднимайся, приказано тебя на допрос доставить.
– Куда? Кем приказано? – вскричал барон, когда к нему вернулся дар речи.
– Главой Тайной канцелярии графом Толстым и светлейшим князем Меншиковым приказ сей даден, – отвечал Углов. – Доставить в подвал для строгого дознания. Сейчас все твое злодейство наружу выйдет!
– Но как же?.. – воскликнул пораженный Шафиров. – Неужто Толстой с Меншиковым вместе? Они же во вражде!
– Ничего, ради раскрытия твоего воровского дела даже недруги распри забывают, – заявил Дружинин. – Там и прокурор Ягужинский подъехать должен. Все тебя пытать хотят.
– Да какое же злодейство? – снова вскричал барон. – Если какие ошибки и были у меня в почтовом ведомстве, то государыня императрица Екатерина Алексеевна мне все простила. Вы против воли императрицы идти не можете!
– Мы как раз ее светлейшую волю и исполняем! – заявил Углов. – Новый допрос приказано учинить не по тратам да хищениям, до чего ты большой охотник, а по твоему злодейству против государя Петра Алексеевича, которого ты и твои товарищи уморили!