В когтях у сказки - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Донцова cтр.№ 52

– Виола показала мне полное собрание сочинений подростка, – ответил за меня Дмитриев. – Девочка была чрезвычайно аккуратной, каждая книжечка заботливо упакована в полиэтилен и уложена в пластмассовую коробочку с надписью «Rims».

– Ой, помню их, – обрадовалась Анна Семеновна, – конфетки, вроде леденцов, очень дешевые, но вкусные, разноцветные, от них язык делался то красным, то синим. В каждой упаковке лежала наклейка, их помещали в особый альбомчик. В школе, где я тогда работала, ученицы прямо с ума на почве этих картинок сходили.

– Похоже, Галя Ларкина тоже очень любила леденцы, – продолжил Степан, – а плотно закрывающуюся коробочку использовала как упаковку для записной книжки. А потом их укладывала в тару из-под печенья. Очень предусмотрительно. Двойная защита.

– Что-то не верится мне в существование этих записей, – пробормотала Марина Ивановна. – Как они сохранились в пожаре?

Я открыла айпад и показала фото.

– Можете полюбоваться, вот так выглядят упаковка и дневники.

– Ну и ну! – ахнула Лаврова. – Невероятно! Но почему их не тронул огонь?

– Галя хранила записи не дома, – сказала я.

– И где? – заморгала владелица имения.

Я решила рассекретить тайное убежище Гали.

– Неподалеку от озерца с грязью, в котором погиб Владимир Неумывайкин, в горе есть пещера. Вход в нее прикрывает старинная деревянная дверь с наружными железными щеколдами.

– Ой-ой, – передернулась Анна Семеновна, – туда ходить опасно. Ужасное место с черной аурой – тюрьма Борисогубского. Говорят, внутри гора костей.

– Нам Семен Львович на уроке истории рассказывал, что граф, которому раньше все тут принадлежало, – бесцеремонно перебила директора Аглая, – навсегда запирал там провинившихся слуг, и те умирали в темноте без еды и воды.

– Никто из наших туда не заглядывал, – поморщился Васин. – Мы не трусы, просто неприятно. Один раз сбегали к той горе, и всем, несмотря на жаркий день, холодно стало, до желудка замерзли.

– А вот девочка Галя не побоялась там гулять, – сказала я, – и обнаружила неподалеку еще один грот. Его с тропинки не видно, надо встать под нависающий, как козырек, камень, прислониться к горе, и лишь тогда глазам откроется вход в укрытие. Галина знала про тюрьму Борисогубского, написала в книжечке, что все боятся ходить мимо мрачного места и это даже хорошо – значит, никто не найдет ее «гнездо». Девочка приспособила пещеру под свою комнату.

– А-а-а, – протянула Марина Ивановна, – ясно.

– Я забежала в вертеп, когда с неба хлынул ливень, – продолжала я, – и случайно нашла дневники.

– В клуб ходили? – заинтересовалась Аглая. – В Тамбовске? В «Вертеп»? Но он же тупой, музыка парашная.

Юра быстро толкнул Аглаю локтем в бок, однако я успела заметить мимолетное движение.

– Вертеп – это старинное название пещеры, – пояснил эрудированный Завьялов. – Виола Ленинидовна не про клубешник говорила.

Я кивнула.

– Верно. Прочитав дневники, я сразу поняла, что Галя Ларкина совсем не добрая, сострадательная девочка, какой ее считали все окружающие, включая отца и мать. Она возненавидела приемную сестру Машу сразу и от всей души. В ее дневнике объясняется, почему несчастная воспитанница приюта вызвала у младшей Ларкиной черные чувства.

– А нам на уроке доброты другое рассказывают, – возразила Аглая. – Правда, Анна Семеновна?

Директриса кивнула.

– Виола, у нас каждый год первого сентября проходит урок милосердия. В Дом здоровья прибывают новые ученики, и в этот день я объясняю всем воспитанникам, что… Ну-ка, расскажи нам, Юра.

– Что надо жить дружно, – забубнил Завьялов, – любить и уважать друг друга, уступать маленьким и т. д. и т. п. И так не один раз. И на Новый год это же занятие, и на день рождения детдома. Стошнить может от занудства.

– У нас вовсе не интернат, а лечебно-оздоровительно-учебное заведение с временно-постоянным проживанием, – сказала Рамкина. – Вы живете в прекрасных условиях, размещены в отдельных спальнях, в доме на берегу моря…

– Ой, да ладно вам! – перебив директрису, засмеялась Аглая. – Мы же не детсадовцы.

– Да и мелкие хорошо понимают, что нас всех сюда запихнули, чтобы мы дома глаза не мозолили, – усмехнулся Юра. – Вот мой папаша, например, десять месяцев в году на гастролях, а в те два месяца, что в Москве остается, хочет жить так, как ему заблагорассудится: девки, наркота, гульбарий. Наш голосистый дятел врет всем, что никогда не ходил в загс, детей не имеет, мне категорически запрещалось говорить, что рок-звездень мой папахен. Он меня сюда и затырил, чтобы я, не дай бог, не проболтался, а то ведь фанатки к окольцованному кенту могут интерес потерять.

– Ничего себе ты словечко нашел – затырил! – возмутилась Анна Семеновна. – Не имею права сказать, сколько твое содержание в Доме здоровья стоит, эта информация коммерческая тайна, но уж поверь, не тысячу рублей в год.

– У папашки денег лом, – пожал плечами Юра, – для него ваши тысячи евро семечки. Ой, да не смотрите на меня так! Знаем распрекрасно про расценки. Анна Семеновна, вы бы наконец поняли, что мы взрослые. И перестаньте, пожалуйста, рассказывать на каждом местном празднике сказочку про несчастную парализованную девочку, про то, как над ней все издевались, а потом пришли хорошие люди Ларкины, и их доброта и светлые чувства исцелили Машу. «Дети, любите друг друга!» Этот ваш призыв поперек горла стоит, чес-слово, надоело.

– Ага, – подхватил Алеша, – точно.

– Лучше найдите примеры в мире животных, – подсказала Аглая. – Ну, там… скажем, как лев и коза в одной клетке живут. А от Ларкиных уже тошнит. Как только вы, Анна Семеновна, на празднике за микрофон хватаетесь, мы уже знаем: к гадалке не ходи, сейчас директор про Машу и Галю споет. «Дети, пусть поведение родной дочери Ивана Михайловича станет для вас примером. Галя продемонстрировала, как надо любить тех, кому плохо». И дальше все то же бла-бла-бла…

Рамкина растерялась.

– Просто я хочу, чтобы вы росли добрыми, сострадательными людьми, имели перед глазами положительные образы.

– Не думаю, что Галину Ларкину можно назвать образцом благородства, – остановила я Анну Семеновну. – Вернемся к ее дневникам, слушайте. «Пятое декабря. Машку опять повезли к врачу. В Москву. Наняли машину…»

Я прервалась.

– Здесь много нецензурной лексики, но произносить площадные слова мне не хочется, буду говорить вместо них бип-бип. Итак… «Наняли машину, чтобы везти бип-бип в аэропорт. Потом в Москве бип-бип уложат в платную «Скорую», в больнице тоже все за бабло. Мать, бип-бип, вчера сказала отцу: «Ваня, деньги заканчиваются, может, полетим с Машенькой позднее?» Папаша, бип-бип, ей в ответ: «Нет, надо ставить девочку на ноги, и так много времени упущено. Господь поможет. Сэкономим на еде». Значит, на Новый год буду без подарка! Вот бип-бип! Из-за этой бип-бип скотины мне ничего не подарят. Все ей, только о ней и думают. На родную дочь бип-бип. Бип-бип! Ненавижу Машку, чтоб эта бип-бип сдохла!»