Происшествие исключительной важности, или Из Бобруйска с приветом - читать онлайн книгу. Автор: Борис Шапиро-Тулин cтр.№ 27

Пораскинув мозгами, Устин Пырько пришел к выводу, что в данном случае оба метода были совершенно бесполезны. То, с чем он столкнулся, принадлежало к особому виду детективного жанра, а именно – детективу по-бобруйски, в котором главной чертой, отличавшей его от других подобных историй, являлось полное отсутствие всяческой логики, не говоря уже о таком пустяке, как здравый смысл. Впрочем, как опять же говорила тетя Бася, здравый смысл все равно как соль – кому-то надо больше, кому-то меньше, а кто-то предпочитает вообще обходиться без нее. Если правильность ее рассуждений не подвергать сомнению, то бобруйчане, похоже, сидели на самой жесткой «бессолевой» диете.

Единственный выход, который в этой ситуации видел Устин Пырько, находился в металлическом сейфе, стоящем позади его рабочего стола. С использованием этого выхода он долго тянул, но в конце концов решился, запер дверь кабинета, набрал на кодовом замке шесть заветных цифр, выудил из металлического нутра спрятанную за толстыми папками бутылку водки, отбил белый сургуч, которым она была запечатана, и плеснул содержимое в граненый стакан, предварительно в него дунув.

Минут через двадцать история с пропавшим диском показалась ему не такой уж и трагической, потом и вовсе пустяковой, а еще через некоторое время настолько смешной, что тело майора начало сотрясаться от накатившего на него хохота. Получилось почти по Сталину: жить стало лучше, жить стало веселей, только вот сказал эту фразу вождь по поводу исчезнувшего диска или он имел в виду что-то другое, Устин Пырько вспомнить уже не мог.

в которой рассказывается про «ходячие недоразумения», выясняется, кто на самом деле украл диск, описываются странные пристрастия директора школы по кличке Железный Фекал, а также упоминаются параллельные миры, посещаемые неким человеком по имени Ярополк Моисеевич Хазин

Не секрет, что жители каждого уважающего себя города бережно хранят память о своих странных земляках, известных под кодовым названием «Ходячие недоразумения». Рассказы об их удивительных поступках добавляют неповторимый колорит всем тем невероятным историям, которыми местные граждане морочат головы заезжим краеведам. Но если во многих городах таких «ходячих недоразумений», как правило, можно сосчитать по пальцам одной руки, то в благословенном Бобруйске пришлось бы пересчитывать пальцы у доброй половины города. Тетя Бася даже утверждала, что если бы на каждом отдельно взятом булыжнике, которым мостили проезжую часть бобруйских улиц, кто-нибудь догадался нацарапать имя и фамилию каждого отдельно взятого «ходячего недоразумения», то из таких булыжников можно было возвести башню покруче Вавилонской.

Правда, гуманные бобруйчане, дабы поберечь нервы будущих археологов и учитывая, что подобная башня в истории человечества уже существовала, идею тети Баси отвергли, но это вовсе не значило, что научные изыскания в таком щекотливом вопросе следовало прекратить вообще. Появись вдруг исследователи, решившие защитить докторскую диссертацию по теме «Теория относительности и ее связь с “ходячими недоразумениями” Бобруйска», горожане с удовольствием поделились бы с въедливыми учеными всем своим накопленным материалом. И тогда уж наверняка в многостраничном труде с графиками, диаграммами и цитатами из высказываний тети Баси появилась бы глава, посвященная юному созданию, которое ко времени описываемых событий умудрилось достать до печенок подавляющее большинство жителей города.

Таким, не к ночи будь помянутым, «недоразумением» являлся ученик восьмого класса школы № 1/бис по имени Серик Кургонял. И это несмотря на его возраст, сложную национальность и весьма уважаемых родителей.

Отец Серика, занимавшийся поиском нефтяных залежей в местных болотах, был наполовину казах, наполовину латыш и когда-то давным-давно носил фамилию Кургонялс. Городской общественности, несмотря на все ее старания, не удалось выяснить, какие именно соображения отняли и растворили в небытии букву «с», зато этой же общественностью было отмечено, что оставшиеся буквы образовали фамилию, которая даже по бобруйским меркам считалась неудобоваримой.

Старший Кургонял предпочитал в объяснения по поводу своей фамилии не вдаваться и к тому же бо́льшую часть времени проводил не среди любопытствующих горожан, а среди полюбившихся ему окрестных топей и буераков. Здесь он, с одной стороны, выполнял директивы партии и правительства, одержимых идеей реквизировать как можно больше ценностей у идеологически несознательной природы, а с другой – был счастлив находиться пусть на небольшом, но все-таки удалении от назойливой опеки все той же партии вкупе с тем же правительством.

Мама Серика – наполовину армянка, наполовину еврейка, по имени Аида Израилевна – работала закройщицей в ателье по пошиву верхней одежды и ни в каких порочащих связях (за время длительных отсутствий латышского казаха) общественностью, волновавшейся по поводу ее морального облика, замечена не была. Напротив, жены городских начальников демонстрировали мадам Кургонял свое полное расположение и записывались к ней в очередь, чтобы сшить очередной умопомрачительный наряд, а их неулыбчивые мужья заказывали у модной закройщицы зимние полушубки на толстой подкладке из ватина с непременным каракулевым воротником, который застегивался у горла на специальный металлический крючок.

Что касается Серика, то на странном для местного слуха имени настоял его отец, который в пору романтической влюбленности в свою профессию мечтал создать династию с явным геологическим уклоном – в переводе с казахского это имя обозначало Искатель, или Первопроходец.

Оправдывать свое будущее предназначение Серик начал уже, что называется, с младых ногтей, или, если точнее, с ногтей младенческих. Во всяком случае, перешедшую к нему от отца врожденную способность отыскивать богатства, запрятанные в природных кладовых, он успешно демонстрировал на предметах, отличавшихся, правда, по размерам и предназначению от залежей угля или нефти, но сберегаемых их обладателями гораздо надежнее, как им казалось, чем всякие там земные недра. Фразу из популярной в те годы песни: «Нам нет преград ни в море, ни на суше», без сомнения, можно было бы посвятить младшему Кургонялу, если бы авторы текста знали о существовании этого юного таланта. Преград для Серика по выуживанию интересующих его предметов из всевозможных тайников действительно не существовало.

В каком затейливом клубке должны были переплестись кавказские, азиатские, еврейские и прибалтийские гены, чтобы у таких добропорядочных родителей сынок проявил себя как весьма предприимчивое «ходячее недоразумение», горожане, естественно, не имели никакого понятия, зато на собственном опыте они могли убедиться, что выработанные Сериком методы позволяли отбирать у намеченной жертвы то, с чем она, жертва, ни при каких условиях расстаться бы не хотела.

Впрочем, обозвать его воришкой в прямом смысле этого слова язык у бобруйчан не поворачивался. Дело в том, что «реквизировал» он различные предметы вовсе не для какой-то там выгоды. Все, что путем хитроумных манипуляций оказывалось в его руках, он приносил домой и честно выкладывал на массивном дубовом столе, который всегда был аккуратно застлан свежевыстиранной скатертью с узором из нежных васильков, пущенных по самому ее краю.