Я ждал.
Мой собеседник повернулся на каблуках и принялся вышагивать по комнате с чопорно выпрямленной спиной. Его секретарь сидел в своем углу, опустив глаза, и лишь нервно пошмыгивал носом.
С очередным разворотом Арн мрачно воззрился на меня:
– Так вот, этот самый управляющий так и не объявился. А с ним исчез и кувшин.
– Люди, что на меня напали, выпытывали сведения, но не сам предмет… – произнес я.
– Но и это не все, – прервал меня Арн. – Ночью кто-то проник и в королевский архив. И основательно пошерстил записи казначейства.
Я попытался выстроить какую-либо связь между пропажей сосуда и архивными записями, что перевозятся в деревянных сундуках между местами, где располагаются суды франкского королевства. По ним учетчики и хранители книг сверяли недоимки, подати, пожертвования и прочую документацию, необходимую в управлении делами огромного государства.
– А еще… исчез перечень сокровищ аваров, – вымолвил архиепископ с непроницаемо-хладным взором.
И тут я внезапно усмотрел связь. У чиновников казначейства существовала опись богатств, награбленных в походе воинами короля Карла. Помимо оценки всего этого добра, велся неукоснительный учет, как и когда те или иные предметы добывались, а также кем. И всякий раз, когда король решал вознаградить ту или иную часть своего воинства, с этими сведениями проводилась сверка.
– И теперь золотой сосуд нигде не значится? – высказал я догадку.
– Я рад, что трепка, которую тебе задали, не отшибла у тебя ум, – примирительно буркнул Арн. – Здесь, в Падерборне, единственные двое, кто ведает о его существовании, – это мы с тобой.
– А как же младший управляющий?
– Его труп нашли спрятанным в кладовой. С пронзенным сердцем.
То, каким скучливым тоном архиепископ выложил эту новость, заставляло задуматься: а если бы убили меня, он говорил бы об этом столь же пренебрежительно?
– В общем, кувшин необходимо разыскать, – продолжил он. – Если не получится, то у меня по меньшей мере должно быть доказательство, что эта вещь существовала и была частью аварского клада. Без такого свидетельства мне вряд ли удастся совладать с мздоимством, пятнающим матерь Церковь. Уладить это дело от меня требует сам король.
Я попытался упорядочить свои мысли и заставил свой голос звучать обнадеживающе:
– Если люди, похитившие кувшин, завладели еще и описью сокровищ, то этим, судя по всему, занимался человек достаточно грамотный, которому хватило тонкости просмотреть всю кипу казначейских записей и вытянуть из нее опись именно аварского клада.
– В самом деле? – саркастически усмехнулся Арн. – Не надо быть гением, чтобы заподозрить наличие такого человека или людей именно в свите Папы Льва. Особенно с учетом того, как проявил себя нынче его распорядитель. Пройдоха, каких поискать!
– Господин архиепископ думает допросить Альбина? – поинтересовался я.
– Нет, – отрезал Арн. – Это слишком рано выявит мои намерения. А до этого мне необходимо вновь завладеть кувшином. Лев со своей свитой отбывает из Падерборна завтра и возвращается в Рим. Как ты уже знаешь, с ними отправляюсь и я. В дороге же я устрою так, чтобы двое моих людишек тихонько осмотрели их поклажу.
Мысль о том, что тайный досмотр багажа Папы устроит не кто иной, как архиепископ, была по-своему забавна.
– Но похитители безусловно позаботятся избавиться от этой вещи? – предположил я.
– Не обязательно. Человек, которому хватило утонченности на то, чтобы изыскать и выкрасть аварскую опись, вряд ли охотно уничтожит столь уникальную и ценную вещь или же выбросит ее в реку. Ну а обычный вор – уж кто бы его там ни нанял – тем более. Он непременно попытается ее перепродать. Ведь за нее можно выручить немалые деньги.
Арн поглядел на меня долгим оценивающим взором, отчего мне стало несколько не по себе.
– Если же мне, Зигвульф, не удастся завладеть этим кувшином как главным свидетельством, то я буду вынужден прибегнуть к более трудоемкому способу: подменить перечень аварского клада в той его части, что содержит упоминание о данном кувшине. Это позволит мне сослаться на записи, если я решу выдвинуть против распорядителя и его сподвижников обвинения.
Я внутренне напрягся: то, что из этого следовало, подразумевало мое участие.
– Я уже устроил так, чтобы некий человек отправился в места, где некогда был найден клад, – продолжил архиепископ, – а именно на развалины Хринга аваров – их главной крепости
[8].
Говорил Арн неспешно, все равно что вбивал точными ударами гвозди:
– Ему указано опросить всех тех, кто может помнить этот самый кувшин или же то, что с ним случилось. Этот человек лично участвовал в последнем штурме и неплохо изъясняется на тамошнем языке.
Голос архиепископа сделался холодно-обыденным:
– Ты, Зигвульф, будешь этого человека сопровождать. И вести учет тому, что он выявит. Ты подготовишь мне подменную страницу аварской описи. И сделаешь ее настолько подлинной, насколько это способна сделать человеческая рука.
Но и этим неприятные сюрпризы архиепископа, как оказалось, не исчерпывались.
– Я знаю, возможность этого довольно мала, но золотых дел мастер, изготовивший тот замечательный сосуд, возможно, все еще при деле. Так вот я хочу, чтобы ты разыскал и того мастера. К тому же его метку ты знаешь.
– Но он мог погибнуть во время аварской войны или же податься в бега, – робко возразил я.
От моего довода архиепископ небрежно отмахнулся:
– Это не мешает предпринять усилия по его поиску.
Ум мой был так переполнен огромностью данного поручения, что следующие слова архиепископа я едва не прослушал.
– Ну а если мастера удастся найти, то ты должен будешь заказать ему копию того кувшина, которую и доставишь мне, чтобы я использовал ее как свидетельство в деле против Альбина.
У меня буквально отвисла челюсть:
– Копию? Но это означает, мой господин, что свидетельство будет… подложным.
Взор архиепископа Арна был бесстрастен и тверд:
– Но приведет к тому же итогу, что и подлинное. Ты же видел, какой эффект тот кувшин произвел на папского распорядителя.
Лицо мое, вероятно, выдавало такое замешательство, что мой собеседник издал колкий смешок.
– Чтобы успокоить твою совесть, Зигвульф, скажу тебе, что и сам Рим, если это выгодно Папе, не чурается подлогов. Ты, должно быть, слыхал о так называемом Даре Константина?
– Лишь в самых общих чертах, мой господин. Это вроде как грамота, подписанная римским императором Константином, о передаче наместнику Святого Петра – то есть Папе – духовной власти над всем западом Римской империи.