– Не заставляй меня ждать, – предостерег его Теодор.
– Я был среди них, – выдохнул Гавино.
– Кто тебя нанял?
– Не ведаю. Было лишь указано, где собраться, а еще принести с собой нож или дубину.
– А на кого готовилось нападение, сказано не было?
– Только что дело будет легче легкого. Один из полудюжины толстобрюхов, и все они безоружны.
– Что еще?
Горе-налетчик по неосторожности провел по губам языком и, скривившись, был вынужден сплюнуть, чтобы как-то избавиться от послевкусия.
– Что еще? – строго повторил Теодор.
– Дождаться, когда они спешатся, – тревожно зачастил Гавино, – и наброситься на главного из них. Только на него одного: он и был для нас целью.
Тут вмешался я:
– Откуда вы знали, кто именно среди них главный?
Наша жертва поглядела на меня покрасневшими, слезящимися глазами:
– Он один был такой… весь важнеющий, в золотом шитье. У него и шапка была не как у остальных – такая высокая, все равно что серебряная.
– И этого хватило, чтобы из всех выделить именно его? – спросил я.
– Так ведь дело-то нехитрое! – затравленно осклабился разбойник. – У остальных-то просто дурацкие шапочки, лиловенькие. А двое так и вовсе были затрапезники.
– Какие еще были у вас указания? – возобновил дознание Теодор.
– Нам посулили надбавку – точнее, тому, кто выколет ему глаза и отрежет язык.
Гавино закашлялся – кашель вырывался из его горла надрывными спазмами, и казалось, что он подавился или что его сейчас вырвет.
– Довольно. – Мой спутник с мрачным видом залепил ему оплеуху. – Не трать мое время. Рассказывай, что было дальше.
– Мы сделали, как нам было велено: сбили его с ног, немного почиркали ножичком, ну а затем бросили его в ближней церкви.
– А затем?
– Взяли свои деньги и ушли. А меховую шляпу больше не видали.
– Что еще за шляпу?
– Да того оглоеда, что появился и дал нам последние наказы. Долговязый такой и в меховой шляпе – вид, как у полоумного.
– И сколько же вам дали? – спросил я.
– Да негусто, – не замедлил с ответом Гавино. Похоже, он уже понемногу очухивался и вновь принимал строптивый вид.
Что-то подсказало мне задать еще один вопрос:
– Та золотая пряжка, видимо, составила хорошую цену?
Гавино, по недомыслию, заартачился:
– Тоже мне цена, за какую-то там бляху!
На этом он и попался. Теодор снова ухватил его за лодыжки и стал поднимать.
– Стой! – забеспокоился разбойник. – Та бляха – совсем иное дело!
Мой помощник уронил его обратно на кровать.
– Объясни, – потребовал он.
– Мы с ребятами решили, что нам недодали. Подумали взять надбавку за свои труды. Если уж брать, то с того, с кого нам по праву причитается.
– И с кого же именно? – слегка опешил я.
– А с тех толстосумов, которых мы перед этим отогнали.
– Но ты же сказал, что вы не знали, кто они, – угрожающе заметил Теодор.
– Это пока мы не сделали работу, – пояснил Гавино. – А затем Беппо сказал, что тот поп, которому мы намяли бока, был на самом деле Папой.
Он нервно шмыгнул носом.
– Но ведь вы должны были узнать его по внешности, – ухватился я за пришедшую мне в голову мысль. – Это же Папа!
– Да мне без разницы! Я в церковь не ходок. А те попы были все такие выхохленные со своими шляпами, мантиями да каменьями – поди разбери, кто из них кто!
– Вернемся к золотой бляхе! – рыкнул Теодор. – Где ты ее раздобыл?
– Беппо сказал, что знает, где живет один из тех остальных.
– Вот как? Который же именно?
– Ну этот, тоже из расфуфыренных. Мы прикинули, что он побежал за подмогой, а потому у него в доме сейчас все двери настежь. Беппо знал, куда идти, и знал, что там есть чем поживиться. Сам он уже успел напялить на себя крест с каменьями, на золотой цепи. Как раз с того расфуфыренного и сорвал.
– А что потом?
– Отправились все к дому того святоши и нагнали страху на слуг. Те побоялись нас остановить. Мы забрались внутрь и похватали что подвернулось под руку. Мне вот досталась та бляха. Остальные тоже не зря сходили: в сравнении с изначальным кушем вышло сам-два.
Теодор поворотился ко мне:
– Ну что, услышал достаточно? – спросил он.
Я кивнул.
Мой спутник оторвал от простыни два лоскута – один он, скомкав, сунул разбойнику в рот, а другим обмотал кляп вокруг лица.
– Пора уходить, – заторопил он меня к выходу.
* * *
В той комнате мы пробыли слишком долго.
Когда мы ступили из закоулка на пустую улицу, воздух пронзил резкий пронзительный свист – пугающе близко.
Теодор положил мне на спину свою мощную длань и слегка подтолкнул.
– Беги! – бросил он.
Следом раздался еще один посвист, на этот раз откуда-то сверху, то ли с крыши, то ли из окна над головой. Я припустил вниз по узкому сырому коридору улицы, избегая коварной слизи в срединном водостоке. Бегун из меня не ахти, а вес кольчуги замедлял мой бег еще сильнее. Куда бегу, я понятия не имел, пока откуда-то сзади голос Теодора не прокричал:
– Второй поворот налево!
Я свернул за угол. Сердце мое билось у горла и срывалось к ногам. Пробежал я еще всего ничего, а уже отчаянно хватал ртом воздух. Впереди открывался кривой переулок, шириной от силы полтора туаза. Там из подворотни вышагнул некто, карауливший мое приближение, и преградил мне путь. Был он невысок ростом, жилист и вид имел достаточно свирепый. Нас разделяло шагов тридцать, не более, и видно было, как в руке у него блеснул нож. Но если сейчас остановиться, то меня неминуемо настигнет погоня. И я продолжал топать, в то время как появившийся передо мной незнакомец гибко пригнулся, выставив одну руку вперед – дескать, стой, – а в другой держа нож острием вниз. Не останавливаясь, я с ходу ринулся на него в надежде сбить на сторону. Но он оказался проворен и опытен: с моим приближением порывисто подался в сторону и левой рукой ловко ухватил меня за котту, после чего рванул меня к себе и ткнул ножом мне в бок – отработанный удар снизу вверх, чтобы всадить лезвие меж ребер.
Клинок ткнулся в железные кольца кольчуги, но укол боли свидетельствовал, что острие пусть неглубоко, но все-таки проникло под нее. Но не иначе как по прихоти фортуны кончик лезвия застрял в металлических кольцах. На лице моего злосчастного убийцы мелькнуло удивление, я же, используя свой вес, сумел вырвать котту из его хватки, а свободной ладонью рубануть его сзади по шее. От внезапности злодей всхрюкнул, и мы с ним вдвоем, потеряв равновесие, повалились на грязные булыжники улицы. За одной милостью фортуны последовала другая: мое отяжеленное кольчугой тело при падении жестко припечатало противника сверху по лицу. На мгновение он как бы оцепенел, а рука его стала слепо нашаривать оброненный кинжал. Откатившись чуть в сторону, я вскарабкался на четвереньки и по-собачьи кинулся вперед, запуская пальцы в длинные смоляные волосы моего недруга. Крепко ухватив их, я что было силы саданул его головой о булыжники. Глухо стукнул о камни череп, и мой противник обмяк. Я же, не жалея сил, еще дважды с пыхтеньем шарахнул его головой о камни, а затем поднялся, оставляя внизу неподвижное тело.