XXI
— Давай повесим ее тут, — сказал Лусио. — Под вентилятором она высохнет в момент, а потом постелем обратно.
Нора отжала край простыни, которую застирывала.
— Знаешь, сколько времени? Полдесятого, и мы стоим на якоре.
— Всегда просыпаюсь в это время, — сказала Нора. — Есть хочется.
— И мне тоже. Наверняка, завтрак уже накрыли. На судне распорядок совсем другой.
Они поглядели друг на друга. Лусио подошел и нежно ее обнял. Она положила голову ему на плечо, закрыла глаза.
— Тебе хорошо? — спросил он.
— Да, Лусио.
— Ты, правда, меня немножко любишь?
— Немножко.
— А ты довольна?
— Хм.
— Недовольна?
— Хм.
— Хм, — сказал Лусио и поцеловал ее в волосы.
Бармен неодобрительно поглядел на пару, однако поспешил очистить для них столик, за которым перед тем завтракало семейство Трехо. Лусио подождал, пока Нора усядется, и подошел к Медрано, который ввел его в курс событий. Когда он пересказал все Норе, она просто не поверила. В общем, женщины выказали гораздо большее недоумение и недовольство поворотом событий, как будто бы каждая заранее составила свой маршрут, который с самого начала грубо нарушался. На палубе Паула с Клаудией расстроенно созерцали фабричный пейзаж берега.
— Подумать только: отсюда можно на автобусе добраться до дому, — сказала Паула.
— Мне начинает казаться, что это совсем не плохая мысль, — засмеялась Клаудиа. — Однако есть в этом что-то комичное, забавное. Остается только сесть на мель у острова Масьель, к примеру.
— А Рауль воображал, что не пройдет и месяца, как мы окажемся на Маркизских островах.
— А Хорхе спит и видит ступить на земли его любимого капитана Гаттераса.
— Какой у вас замечательный мальчик, — сказала Паула. — Мы с ним уже стали друзьями.
— Я рада, потому что Хорхе не так прост. Если ему кто-то не нравится… Боюсь, он в меня. Вы довольны, что отправились в это плавание?
— Пожалуй, довольна — не совсем то слово, — сказала Паула, моргая так, словно в глаза ей попал песок. — Скорее тешу себя надеждой. Дело в том, что мне надо было сменить обстановку, как и Раулю, вот мы и решили поплыть на пароходе.
— Но это не первое ваше путешествие?
— Да, шесть лет назад я была в Европе, и, по правде сказать, она мне не пришлась по душе.
— Бывает, — сказала Клаудиа. — Европа — это ведь не только галерея Уффици и Плас-де-ла-Конкорд. Для меня пока что она — такая, наверное, потому, что я живу в воображаемом, литературном мире. Но вполне вероятно, что разочарование окажется гораздо большим, чем можно представить себе, находясь здесь.
— Дело не в этом, по крайней мере в моем случае, — сказала Паула. — Откровенно говоря, я совершенно не способна всерьез играть ту роль, какую назначила мне судьба. Я выросла в среде, где все мечтали о жизненном успехе и личных свершениях, а я оказалась неудачницей. Здесь, глядя на Килмес и на реку цвета детского поноса, можно насочинять себе массу оправданий. Но в один прекрасный день попадаешь в другую обстановку, начинаешь соизмерять себя с другими образцами, например, оказавшись подле греческих колонн, и — падаешь еще ниже. Меня удивляет, — добавила она, доставая сигареты, — что некоторые путешествия не заканчиваются выстрелом в висок.
Клаудиа взяла предложенную сигарету и увидела семейство Трехо, которое приближалось к ним; с носовой палубы Персио приветственно махал ей рукой. Солнце начинало припекать.
— Теперь понимаю, — сказала Клаудиа, — почему вы понравились Хорхе, не говоря уж о том, что он неравнодушен к зеленоглазым. Хотя цитаты и вышли из моды, вспомните, что сказал один персонаж Мальро: жизнь ничего не стоит, но нет ничего ценнее жизни.
— Хотелось бы знать, чем кончил этот персонаж, — сказала Паула, и Клаудиа услышала, как изменился ее голос. Она положила ей руку на плечо.
— Не помню, — сказала она. — Возможно, и выстрелом. Но, скорее всего, стрелял в него другой.
Медрано посмотрел на часы.
— По правде говоря, это становится скучным, — сказал он. — Поскольку мы остались почти что одни, не отрядить ли нам кого-нибудь и попытаться пробить стену молчания?
Лопес и Фелипе согласились, но Рауль предложил всем вместе отправиться на поиски офицеров. Но носу не было никого, кроме двух белобрысых матросов, которые только кивали головами и ограничились парой фраз на незнакомом языке — не то норвежском, не то финском. Они прошли по коридору правого борта и не встретили никого. Дверь в каюту Медрано была приоткрыта, и стюард приветствовал их на не родном для него испанском. Лучше, если они поговорят с мэтром, который сейчас, наверное, накрывает столы к обеду. Нет, на корму пройти нельзя, а почему — он не знает. Капитан Ловатт, да. Как, уже не капитан Ловатт? До вчерашнего дня был капитан Ловатт. И вот еще: он убедительно просит сеньоров запирать двери на ключ. А если у них есть ценные предметы…
— Ну что ж, пошли на поиски достославного мэтра, — сказал Лопес, подавляя скуку.
Они без особого желания вернулись в бар, где Лусио с Атилио Пресутти обсуждали, почему «Малькольм» встал на якорь. Бар выходил в читальный зал, где тускло поблескивал рояль скандинавской марки, и в столовую таких размеров, что при виде ее Рауль восхищенно присвистнул. Метрдотель (наверняка это был метрдотель, потому что у него была улыбка метрдотеля и он отдавал распоряжения хмурому официанту) расставлял по столикам цветы и раскладывал салфетки. Лусио и Лопес выступили вперед, и метрдотель вопросительно поднял седые брови и поздоровался с ними довольно равнодушно, однако вполне вежливо.
— Видите ли, — сказал Лопес, — эти сеньоры — и я тоже — несколько удивлены. Уже десять часов, а нам все еще не сообщили ничего относительно плавания в целом и планов на ближайшее будущее.
— Ах, относительно плавания, — сказал метрдотель. — Я полагаю, вам раздадут проспект или расписание. Я сам не очень в курсе.
— Тут никто не в курсе, — сказал Лусио немножко громче, чем было необходимо. — Вы считаете прилично — держать нас в этом… в этом месте? — заключил он, покраснев и никак не находя нужного тона.
— Сеньоры, приношу вам свои извинения. Я не думал, что сегодня утром… У нас очень много работы, — добавил он. — Обед будет вам подан ровно в одиннадцать, ужин — в двадцать часов. Чай будет накрыт в баре в семнадцать часов. Те, кто пожелает обедать и ужинать у себя в каюте…
— Кстати, о пожеланиях, — сказал Рауль, — я бы хотел узнать, почему нельзя пройти на корму.
— Technical reasons, — быстро ответил метрдотель и тут же перевел фразу на испанский: по техническим причинам.
— На «Малькольме» авария?
— Нет-нет.
— Почему же мы все еще не вышли в море и все утро стоим на якоре?